Наверху грохнул взрыв. Интересно, если завалить Иггельда, чью волю выполняют нападающие, они остановятся? Или остановятся, если сломать артефакт?
– Что дальше? – спросил Алеша. – Наверху всех перебили. Остались мы втроем, сколько врагов, неизвестно.
– Надо найти Иггельда, – ответил я, поморщился, ступая на ушибленную ногу. – И прикончить. Иначе нас шапками забросают.
С каждой минутой она болела все сильнее, но осматривать ее не было времени. Я поднял инфравизор, надел его, осмотрелся и заметил мерцающий красным силуэт в помещении, где, по словам Химика, содержались мутанты.
Там не было толстых бетонных стен. Зато всех, кто держал оборону в коридоре, ведущем к выходу, я не видел и не мог даже предположить, сколько их. Почему-то казалось, что этот одинокий силуэт и есть Иггельд. Он отправил своих людей на смерть, а сам спрятался, рассчитывая, что его если и найдут, то в последнюю очередь.
Жестом я подозвал Полковника и Алешу, указал на покореженную дверь и прошептал:
– Один прячется там.
И снова наверху грохнуло – вздрогнула земля, и с потолка, посеченного осколками, посыпалась бетонная крошка. Из рации прокричал Вуд:
– Пригоршня? Броневик подбили, он дымит, я долго не смогу их сдерживать, они заходят с черного входа!
Алеша закатил глаза и произнес емкое слово, характеризующее нашу операцию как завершившуюся неудачно.
– Отступаем! – нарочито громко крикнул я, приложил палец к губам, жестом велел Алеше и Полковнику держать оборону, а сам отправился в помещение, где жили мутанты, и оказался в гостиной в стиле ретро, увешанной фотографиями. На детали я внимания не обращал. Враг прятался в двадцати метрах от входа, гостиная – метров десять, значит, он в другой комнате.
Я зарядил подствольник, чтобы действовать наверняка. Если меня взрывом зацепит, не беда. Зато враг будет убит, и мы покончим с этим. Жаль, не успел сказать Полковнику, как передать Лесе весть о моей смерти. Уже поздно…
В коридоре застрочил автомат, резкий звук отдался в голове болью. Я сел на корточки, но из-за противогаза не смог разглядеть соседнюю комнату в замочную скважину. Придется рисковать. Я еще раз глянул в тепловизор: враг стоял ровно напротив входа. Интересно, он прячется где-то или ждет с автоматом наизготовку?
Я толкнул деревянную дверь, она распахнулась тихонько, не скрипнула, взору открылся шкаф напротив двери. Предположительно там и спрятался Иггельд. Недолго думая, я шмальнул в него из подствольника, а сам рыбкой прыгнул как можно дальше, зажал уши. В этот раз меня вырубило взрывной волной.
В себя я пришел в звенящей тишине. Открыл один глаз и сквозь стекло противогаза увидел вытянувшееся лицо Полковника. Он исчез из поля зрения, и на его месте появился Алеша, радостно воскликнул сквозь резину противогаза:
– Живой!
Звуки будто застревали в вате, еле понял, что он сказал. Я привстал и увидел в стороне труп Иггельда. От тела мало что осталось, но я почему-то сразу понял, что это именно он.
Тем временем Алеша поднес к моим глазам руку, сжимающую пульсирующее сердце. Первая мысль была дурацкой: «Неужели он вырвал сердце Иггельда»?
Нет, это проклятый артефакт! Я замычал, кое-как поднялся, попытался схватить арт, но промазал, получилось со второго раза. Он был теплым, живым, из него в меня перетекала сила. Отступала тревога, прекращалась боль. Тысячи голосов обещали сделать мир-для-меня, мир под меня. Осталось только принять артефакт, оживить его…
Ненадолго я поддался. До чего же приятно сжимать в кулаке власть над миром! Не горстка прогнивших политиков – я могу сделать мир лучше! Все в моих руках, это будет совершенный мир без алчности, предательства и безвинно убитых. Голова закружилась от предвкушения. Ощущение, как когда взбираешься на вершину горы и смотришь на нитки дорог, крошечные поселки, где копошатся люди, рядом с тобой только ветер и птицы.
Я поднялся, заставил себя разжать пальцы, они послушались не с первого раза. Артефакт упал на пол, теперь это было не сердце, а пульсирующий камень. Мир враз осиротел, ледяной ветер пронзил насквозь, жизнь потеряла смысл…
Подняв здоровую ногу, я ударил артефакт, высекая из него искры, принялся топтать его. Он ронял куски, шипел, как живое существо. Когда он раскололся на две части, к делу подключился Алеша. Мы не успокоились, пока не растерли его в песок.
Остро захотелось застрелиться. Теперь понятно, что заставило Иггельда положить голову, лишь бы снова подержать в руках абсолютную власть, ощутить себя богом. Я тоже был богом, а теперь – снова пыль, обычный смертный.
Может, я дурак? Другой бы воспользовался ситуацией… и потерял себя, как наркоман.
Втроем мы стояли над раздробленным артефактом, пустота отступала, волнами накатывала тишина. Никто не стрелял, взрывы наверху уже не бахали. Кто-то подвывал неподалеку. Вроде топали, переговаривались, кашляли.
Вдвоем с Алешей мы взяли Химика за руки и понесли по узкому белому коридору запасного выхода на поверхность – не мог я его просто бросить после всего случившегося. В коридоре корчились, задыхались вооруженные люди, закрывая лица, бежали к выходу. Мы подождали, когда они выберутся, и продолжили путь. Никто не пытался нас остановить или пристрелить, к нам потеряли интерес.
Ближе к выходу коридор был завален трупами, он шел под уклоном наверх, и кровь текла к нам. Здесь взорвали гранату, на стенах – кровь и ошметки плоти. Стены разворотило, как из живота – кишки, выпирала влажная глина. Под противогазами не понять, где среди мертвых люди Ганна, а где защитники Института. Сначала мы переступали через тела, потом пришлось ползти по ним, волоча за собой Химика.
Когда наконец выбрались, я стянул противогаз, упал на колени и закашлялся. Поляну заволокло черным дымом. Когда Химик переодевал на мне противогаз, я немного хлебнул хлора и обжег легкие, глаза тоже слезились. Казалось, меня вывернет наизнанку. Но нет, кашель прошел, осталось ощущение, что легкие раздирают кошки. Не вставая, я огляделся. То тут, то там дымили воронки взрывов. Недалеко от входа распростерлось огромное тело предположительно Ганна, снимать противогаз и смотреть я не стал.
По поляне бродили сталкеры. Они напоминали шатунов, ходили, покачиваясь, оглядывались, переговаривались, они точно не понимали, что здесь делают и как сюда попали. В десяти метрах от входа, уткнувшись вертолетным носом в землю, догорал Малыш, от него тянулся едкий дым.
– Есть кто живой? – прохрипел я в рацию.
– Пуля, – отозвалась снайперша.
– Вуд, – проговорил толстяк, вылезая из обгоревшего малинника, приковылял к нам. – Жив, но потрепан.
С сожалением он посмотрел на Химика, наклонился, чтобы проверить пульс. В фильмах в такие моменты обнаруживается, что герой на самом деле жив. Вера в чудо проснулась, заворочалась в груди, желая раздвинуть ребра и вылезти, посмотреть…
Вуд выпрямился, покачал головой. Алеша похлопал меня по спине.
