Свое отсутствие в семье он пытался восполнить деньгами, задаривал жену и сына подарками, заставлял себя участвовать в каких-то семейных мероприятиях типа, дня рождения Гриши или ужина с родителями Майи.
Его телефонная книжка была заполнена зашифрованными номерами девушек, он купался в любви и страсти, иногда, как ему казалось, по-настоящему влюблялся и даже страдал, но, добившись женщины, почти сразу с ней расставался. И не потому, что терял к ней интерес, нет, она в его глазах оставалась такой же желанной и прекрасной, просто он как бы освобождал ее для более глубоких и серьезных отношений с другими мужчинами, если речь шла о незамужней девушке. И ему казалось, что он поступает благородно. Да ему и не хотелось ничего менять в своей жизни. Его все устраивало.
Конечно, и он совершал ошибки. Как-то, увлекшись медицинской сестрой, решил пожить у нее в маленькой, грязноватой и давно не ремонтированной квартирке в Выхино, но уже на следующий день сбежал, вернулся домой, в свою роскошную квартиру, лег в большую белую ванну, наполненную душистой пеной, и поклялся себе больше никогда не экспериментировать подобным образом, слишком уж все это было неприятным, вызывало разочарование, а после и отвращение к самой девушке. Он описал эту историю в своем очередном романе, приукрасив его настоящими чувствами и страстью… Но роман – это роман, а свою настоящую жизнь ему не хотелось больше подвергать потрясениям. Он не готов уже был отказаться от того образа жизни, к которому привык и которым дорожил, а потому никаких даже кратковременных переездов на чужие квартиры не допускал. Если и не ночевал дома, то снимал номер в гостинице.
Ту поэтессу, что разрушила его семейную жизнь, он любил страстно и как-то странно, словно сошел с ума. Словно заразился от нее безумием. Это с ней они летали в теплые страны (ровно на двое суток), покупали в экзотических краях килограммы цветных бус и ракушек из слоновой кости, керамики и стекла, разные маски, коврики, легкие сандалии, прозрачные шали… И постоянно смеялись, просто хохотали. Она была смешная, непосредственная и божественно красивая. Она писала белые стихи и продавала их на Арбате. Однажды написала абсурдную пьесу, которую сразу же поставили в каком-то маленьком театре. Ее любимым выражением было: «Марк, оглянись, все вокруг сошли с ума!» Да, он точно сошел с ума и недооценил ее безумие, граничащее с самой высокой степенью эгоизма. Она захотела большего, эта его ручная, в прозрачных нарядах куколка. Позволила себе лишнее, сделала все, чтобы Майя узнала об их связи. Не понимала, глупая, что это конец вообще всему. Он, этот человек, на которого я решил посмотреть со стороны, мог бы в первую очередь предположить, что это она решила ему как-то отомстить. Но нет… Она поймала в свои силки новую жертву, и он, ее новый, очарованный ею любовник, купил ей квартиру в Париже. Она счастлива и родила мальчика.
Я увидел Гришу и приподнялся со своего места. В горле что-то сдавило, думаю, это была моя любовь к нему, которая скрутила меня, как спрут. Мы обнялись. Грише было двадцать два, но выглядел он как мальчик. Высокий, худой, с большими наивными глазами и нежный, как девушка. Тонкую кожу он унаследовал от Майи.
Он что-то рассказывал об аспирантуре, а я слушал его и не понимал, зачем ему все это. Он был неплохим программистом и хорошо уже зарабатывал. Кажется, он занимался компьютерными играми. Мне было неинтересно все, о чем он говорит. Важным было то, что он вообще есть, что пришел ко мне, что здоров и полон сил. Правда, меня настораживала его бледность.
Подошла официантка, и мы сделали заказ.
Я не собирался спрашивать его о личной жизни, не хотел вторгаться в то, что было для него, быть может, святым. Но он сам вдруг сказал, что собирается жить вместе с девушкой по имени Лена. Она играет на лютне и очень красивая. Он показал мне ее фото. Худенькая, светловолосая, с раскосыми глазами и хрупкая, как эльф, из породы таких, как Герман. Я же видел его фотографию в Интернете. Возможно, Лена была его сестрой. Или же они вообще инопланетяне, лесные эльфы, сказочные существа, поселившиеся на нашей планете сто веков назад, в которых невозможно не влюбиться насмерть. Я мог бы, конечно, спросить ее фамилию (случайно, не Чердынцева?), но не посмел. Гриша удивился бы моему вопросу, подумал бы еще, что я собираюсь наводить о ней справки.
– Гриша, ты извини, но я должен задать тебе вопрос, который может причинить тебе боль, – сказал я и сам почувствовал, как кольнуло где-то слева, в области сердца.
– Валяй, – великодушно и как-то по-свойски позволил он, выжимая лимонный сок на поджаренную форель. Он даже не напрягся, словно еще не осознал, что я собираюсь спросить его о чем-то действительно таком, что может его разволновать. Он словно и не боялся ничего. Словно у него и не было такой раны в сердце, которую я нацелился уже было разбередить.
– Соня Винник, – сказал я и замолчал. Но рука моего сына не дрогнула, он только еще сильнее сдавил ломоть лимона, выдавливая последние капли сока. Воздух над столом стал лимонным.
– А, ты вот о чем… – Он даже не посмотрел на меня, взялся за вилку и принялся разламывать рыбу на куски. – Так много времени прошло. Ее все равно не вернуть. А жизнь, как говорит мама, продолжается. Я это пережил. Лена – чудесная.
Мне стало легче дышать. Ну вот и слава богу. Мой мальчик успокоился. Ну это он точно в меня пошел. Здоровая психика, здоровое тело – что еще нужно знать отцу о своем сыне? К тому же умен, освоил современную профессию, идет в ногу со временем.
У него была длинная и тонкая шея, совсем как у подростка. И что-то такое нежное и щемящее проснулось во мне, что я едва сдержался, чтобы его не обнять и не прижать к себе, сказать ему, что я его очень люблю, что мне его страшно не хватает, вот этих встреч и разговоров, этого доброго и ласкового взгляда, нежной улыбки. Ешь рыбку, милый, сказал я ему про себя, любуясь тем, какого красивого парня мы с Майей сотворили.
– Как мать? Здорова?
– Да что с ней сделается?
– У нее кто-то есть?
– Па, тебе это к чему? Ну есть у нее один кадр. Молодой, она рядом с ним тоже помолодела. У нее все отлично.
– Представляешь, у меня машину угнали.
Он оставил рыбу, взял салфетку и промокнул ею губы. На его лице появилась легкая усмешка:
– Да ладно! И как же ты теперь?
– На такси, – улыбнулся я. – Да я шучу. Угнали, а через некоторое время вернули, представляешь? Да детвора местная, думаю, решила порезвиться. Распили родительский алкоголь, вот их и развезло.
«А твоего папу скоро посадят и надолго, сынок», – мысленно послал я ему информацию.
– Уф, напугал… – Он теперь счастливо улыбался. – Наелся. Вообще-то я рыбу не очень-то… Но просто слово красивое – форель.
– Ты прямо как твоя мать. Она покупала новые духи из-за названия или красивой коробки.
– Она теперь упакована знаешь как? Этот кадр дарит ей разные духи, возил ее в Испанию. Вроде он хочет купить там дом. Во всяком случае, мама счастлива, и вообще у нас все супер! Ладно, па, я пошел?
