Фима рассказал о визите эксперта, сказал, что результаты экспертизы моего автомобиля будут к вечеру, и это в лучшем случае. Я подтвердил, что готов перевести ему нужную сумму за работу. И тут же вспомнил, что не перевел деньги сыну. Увлекся, как всегда, своими делами. Эгоист чертов.
– А ты говорил с Ракитиным? Рассказал ему о смерти Зои?
– Он будет здесь в четыре часа, – огорошил меня Костров. Так вот почему он разве что не рычал на меня. Конечно, лучший способ защиты – нападение! Значит, он принял все-таки это трудное решение посвятить в наши дела следователя. Что ж, сам будет носить нам колбасу и книги в тюрьму. Вернее, мне.
– А Ольга? – Я почувствовал себя настоящим преступником и подлецом по отношению к несчастной девушке.
– Я скажу ему, что это сестра моей жены, так что не переживай. Я и Ольгу предупредил.
Так захотелось почему-то ему врезать! Вот просто так, от досады. Может, день был такой, когда все сошли с ума и хотелось выразить свои чувства мордобоем? Вон кто-то засветил Второй Ольге (очередной любовник), а она, в свою очередь, Туманову, теперь вот мне захотелось двинуть Кострову. Может, я заразился от них этим мордобойным вирусом?
В ожидании Ракитина я расположился в холле на диване с телефоном в руках – надо было все-таки успеть перевести сыну деньги, а то мало ли что, вдруг меня уже сегодня повяжут? И чего это Фима решил так подставить меня? И не напрасно ли я вообще ему доверился? Я разное думал, но больше всего – об Ольге, которой мне предстояло передать письмо от Туманова.
Отправив деньги, я почти тотчас получил от сына сообщение с благодарностью. Правда, в конце он дописал (уже вторым сообщением), что, мол, лишнее все это, они с матерью ни в чем не нуждаются. И когда я уже поднялся с дивана, чтобы отправиться к Ольге на кухню, где она звенела тарелками, пришло еще одно сообщение, и снова от Гриши, в котором он запросто, словно между нами и не было никогда холодной войны, просил меня поехать вместе с ним завтра в салон, чтобы выбрать ему новый автомобиль. Я не выдержал и спросил, откуда у него деньги, чтобы покупать новую машину, он коротко ответил, мол, подарили. Ясно, новый муж или ухажер Майи, которого я про себя уже успел окрестить «испанцем». Поскольку я не мог признаться Грише в том, что время для этого он выбрал, мягко говоря, не самое лучшее, поскольку уже сегодня меня могут заковать в наручники, я сказал, что с радостью ему помогу. Водоворот жизни крутил меня, как щепку, и я уже не мог сопротивляться (да и когда я особо сопротивлялся?). Кто знает, возможно, именно приглашение или просьба Гриши и спасет меня, и я завтра буду еще на свободе. Какое счастье, что мы никогда не знаем, что с нами станет завтра!
Я несколько минут еще помедлил, потом все-таки направился на кухню и протянул уже мятое письмо Ольге. Она тоже не сразу его взяла, сначала посмотрела мне в глаза, думая о чем-то своем, потом, вероятно, уже почувствовав, от кого послание, спокойно приняла его из моих рук и удалилась. Она прошла мимо меня, обдавая теплым ароматом духов (и где она их только нашла в сложившихся не самых благоприятных для любой девушки условиях?). Это потом меня озарило – так землянично и солнечно пахла ее кожа, ее молодость и ее эльфийская красота.
Мои мысли о ней как о недосягаемой чужой жене и желанной женщине были прерваны новым сообщением Гриши, в котором он написал, что уже присмотрел машину и что ему не хватает ровно сто тридцать восемь тысяч рублей. И если я их ему переведу, то завтра я могу быть как бы свободен. К сообщению прилагался снимок чудесного черного «Мерседеса» – новой игрушки моего сына.
Я тотчас перевел ему деньги, и Гриша вновь поблагодарил меня за них, отправив большой оранжевый «лайк» в конце своего сообщения.
Я же лишь вздохнул с облегчением, подумав о том, что теперь можно как бы и в тюрьму, важно, что я успел перед тем, как заплатить по всем своим грехам, помочь немного своему единственному сыну.
Ракитина мы увидели в окно как раз в ту минуту, когда из спальни, куда скрылась Ольга, начали доноситься странные звуки, словно кого-то душили. Мы бросились туда и увидели захлебывающуюся в рыданиях Ольгу. Эмоции, которые она скрывала, быть может, целых два года (здесь, я думаю, было намешано слишком много всего – от любви к оператору Герману до чувства глубокой и искренней вины перед мужем), прорвались наружу, и так не вовремя! Она же должна была исполнять роль родственницы Кострова!
Фима, глядя на нее, приложил свой указательный палец к губам, приказав ей молчать, и при этом кивнул куда-то в сторону, чтобы она поняла, что в доме вот-вот появится посторонний. Судорожно вздохнув, Ольга затихла, села на кровать и закрыла лицо руками. В таком виде мы ее и оставили.
Уж не знаю почему, но я предполагал, что во время нашего разговора Ракитин не будет разве что рычать на нас – все-таки мы с Фимой с самого начала утаивали от него слишком много информации. Но, к счастью, Валентин Ракитин оказался действительно нормальным мужиком и слушал нас, ничем не выражая своего раздражения или неприязни.
– Ты уж извини, друг, что мы немного поморочили тебе голову, но слишком уж все закручивалось лихо… – начал извиняться Фима после нашего рассказа, но Валентин по-дружески так, мягко отмахнулся от него:
– Что же ты думаешь, я не понимаю? Все же ясно как день – твоего товарища решили подставить по полной. И машину угнали, так сказать, «вовремя», да тут еще визит этой Ольги. Жаль, что она сбежала, вот она точно могла бы рассказать нам много чего интересного. Хотя, судя по тому, что ты, Марк, мне рассказал с ее слов, выходит, что доктора действительно убили как свидетеля.
Рассказал я и о Соне Винник, убитой невесте своего сына.
– И что это все крутится вокруг тебя?
– А еще его квартиру ограбили, – вставил Фима историю, которая произошла со мной буквально несколько часов тому назад.
– Было бы неплохо взять на анализ кровь с твоего ковра, с диванных подушек, – произнес Ракитин. – Если бы не двойное убийство и угон твоей машины, мне бы и в голову это не пришло, как ты понимаешь, мало ли кого грабят. Но тут действительно кто-то действует против тебя. Ты сам-то не догоняешь, кто это может быть?
Я нерешительно предложил версию со сценаристами-соперниками, за что тотчас получил долгий и насмешливый взгляд Валентина. Он просто убил меня своим презрением. Ну ладно, подумал я, пусть сам думает, как эта история с ограблением может быть связана с убийствами в моем лесу.
– Вы рассказали мне много, очень много, и это просто замечательно. Кое-что начинает проясняться. Вот только я не понял упрека по поводу жесткого обыска в его квартире, – обратился он к Фиме, имея в виду, конечно, обыск моего лесного дома. – Я лично присутствовал при обыске, и можете спросить любого, кто там работал, весь дом был перевернут вверх дном еще до нашего приезда! От тебя, Марк, кто-то чего-то хочет. У тебя дома что-то такое спрятано, о чем можешь знать только ты.
– Сокровища, не иначе! – всплеснул я руками, уже и не зная, то ли обижаться, то ли сделать вид, что мне смешно. – Причем вполне на определенную сумму в одну тысячу евро!
