Когда Горбачев с Шульцем уселись за стол переговоров в Екатерининском зале Большого Кремлевского дворца, возникли новые сложности: Шульц еще жестче настаивал на позиции Рейгана по СОИ
[1371]. А его отношение к афганскому вопросу, по словам Горбачева, “ставило палки в колеса процессу”. Шульц тянул с решением по главному вопросу о сокращении РСД, утверждая, что прежде чем Вашингтон сможет приступить к переговорам, ему потребуется создать достаточное количество ракет меньшей дальности (с дальностью действия менее 800 км), чтобы достичь равновесия с СССР
[1372]. Тогда Горбачев обрушился с нападками на администрацию Рейгана, которая ведет себя так, будто вся ее задача сводится к одному – “собирать в свою корзину плоды и яйца, с которыми приедет Горбачев” из ослабевшего Советского Союза
[1373]. “Мне жаль вас до слез”, – с улыбкой ответил Шульц. Переговоры зашли в тупик, сообщил Горбачев Политбюро
[1374].
Горбачев пошел на поразительные уступки. Он предложил такой всесторонний режим инспектирования и проверки, какого Москва не предоставляла еще никогда, к чему США оказались не готовы. Проигнорировав советы маршала Ахромеева и бывшего посла Добрынина, Горбачев выразил готовность ликвидировать ракеты малой дальности СС-23 (известные под названием “Ока” – в честь русской реки). Это привело в ярость Ахромеева и Добрынина, однако ничуть не проняло Шульца. Военные очень гордились “Окой”: комплекс из 239 ракет развернули недавно. Одноступенчатые ракеты работали на твердом топливе, легко перевозились и быстро запускались с пусковых установок, похожих на грузовики. Советские военные указывали радиусом действия “Оки” всего 400 км, но Вашингтон утверждал, что эти ракеты способны преодолеть гораздо больше
[1375].
Ахромеева не было рядом, когда Горбачев предлагал ликвидировать “Оку”, но потом, узнав об этой горбачевской уступке, он ринулся в кабинет генсека с протестами. Горбачев сказал ему, что “забыл” о “предупреждениях” Ахромеева и Добрынина, и тогда маршал предложил оповестить об этом Шульца, еще находившегося в Москве. В ответ Горбачев рассвирепел: “Ты что, предлагаешь сказать госсекретарю, что я, Генеральный секретарь, некомпетентен в военных вопросах, и после корректировки со стороны советских генералов я теперь меняю свою позицию и отзываю данное уже мною слово?”
[1376]
Шульц настаивал на том, что ему необходимо посовещаться с западноевропейскими союзниками, прежде чем продолжать переговоры по поводу РСД. И все же Горбачеву удалось достичь того же взаимопонимания с Шульцем, какое уже установилось между ним и его любимыми западноевропейскими лидерами. “Шульц – особая фигура”, – говорил потом Горбачев на заседании Политбюро
[1377]. Кому бы еще пришло в голову во время перерывов в переговорах развернуть две большие четырехцветные секторные диаграммы, наглядно показывавшие распределение мирового ВНП на данный момент и экономические ожидания разных стран вплоть до 2000 года? Кто бы еще взялся объяснять Горбачеву, что мир быстро переходит от индустриальной эпохи к информационной, что так называемые развивающиеся страны стремительно догоняют и США, и СССР и что фабричное производство приобретает глобальный характер? (Тут Шульц показал ему транспортную маркировку микросхемы, где было написано: “Изготовлено в одной или нескольких из следующих стран: Корея, Гонконг, Малайзия, Сингапур, Тайвань, Маврикий, Таиланд, Индонезия, Мексика, Филиппины”.) Шульц пояснил, какой из этого всего следует “философский вывод”: ученым в каждой из стран необходимо поддерживать постоянные связи с коллегами по всему миру. Понятие противоречия между трудом и капиталом (центральное и для марксистской, и для немарксистской идеологии) устаревает, потому что “мы уже вступили в мир, в котором по-настоящему важный капитал – человеческий: это знания, накопленные людьми, и свободный обмен информацией и знаниями между ними”
[1378].
Помощники и ассистенты Шульца сомневались, что такой подход – характерный скорее для бывшего профессора, нежели для дипломата – сработает. “Он как будто пытался залезть прямо в голову к Горбачеву”, – говорила помощница госсекретаря Розанна Риджуэй
[1379]. “Никто из нас не воспринимал это всерьез, – вспоминал заместитель Риджуэй Томас Саймонс, – да, наверное, и сам Горбачев тоже”
[1380].
На самом же деле Горбачев отнесся к этому вполне серьезно. Он почувствовал, что Шульц – “человек реалистических взглядов”, к тому же обладающий потенциалом “политика, интеллектуала, человека с творческим воображением, способного видеть далеко”. Иными словами, в Шульце Горбачев увидел человека, похожего на него самого
[1381]. “Нам нужно проводить больше подобных бесед”, – сказал он Шульцу
[1382]. Шульц согласился. Он вернулся домой, “убежденный больше, чем когда-либо”, как вспоминал посол Мэтлок, в том, что добился успеха и что теперь появился “хороший шанс” провести ближе к концу года саммит в Вашингтоне
[1383].
Идея ликвидировать ракеты средней дальности не пользовалась популярностью ни в рядах республиканской партии США, ни среди западноевропейских правительств, и это было одной из причин, в силу которых Шульц держался довольно жесткой линии в отношении Москвы. Ричард Никсон, Генри Киссинджер и Брент Скоукрофт высказывались против прерывания ядерной цепи (тактические ракеты, РМД, РСД и, наконец, межконтинентальные ракеты), которая будто бы спасала европейский континент от советского нападения и от ядерной угрозы. Британцы и французы тоже были против. “Похоже, я единственный человек в этом правительстве, который желает все-таки подписать с СССР договор о ликвидации РСД”, – говорил Рейган новому главе своей администрации Говарду Бейкеру. Однако опросы общественного мнения – особенно в Британии, Италии и ФРГ, где размещались американские ракетные комплексы, – показывали, что там люди гораздо больше верят и доверяют Горбачеву, чем Рейгану. В июне НАТО одобрила идею “двойного нулевого варианта”, предусматривавшего ликвидацию обеими сторонами ракет и средней, и меньшей дальности. А еще через месяц Горбачев предложил достичь “мирового нулевого варианта”, то есть уничтожить все ракеты подобного класса еще и в Азии. Ранее он говорил о необходимости сохранить в Азии хотя бы сотню ракет – теоретически для того, чтобы соблюдать паритет с США, но, кроме того, конечно же, для устрашения Китая
[1384].
