Официальный ужин в советском посольстве оказался чуть менее блестящим, чем ужин, устроенный накануне вечером в Белом доме. Возле посольского здания к охране, предоставленной американской полицией, присоединились рослые молодцы в блекло-серых костюмах. Зато Раиса Горбачева блистала в золотистом вечернем наряде из двух частей, и на Нэнси Рейган было не менее роскошное платье – черное, с сине-золотым орнаментом. Водка и шампанское лились рекой. Для гостей пела Елена Образцова, оперная звезда из Большого театра. Рейган по-русски произнес тост “За ваше здоровье!” Горбачев добавил: “До встречи в Москве!” В момент тоста советского лидера Рейган заглянул в специально распечатанный английский перевод. Госпожа Горбачева помогала вице-президенту Джорджу Бушу, занятому тем же самым: подсказывала ему, когда пора переворачивать страницу. Буш решил ответить ей любезностью на любезность, а заодно привнести “чуточку легкомыслия” в “довольно сумрачную атмосферу вечера”. Когда Образцова запела последнюю песню, Буш (который находил обладательницу меццо-сопрано “очень талантливой, но не слишком красивой”) наклонился к госпоже Горбачевой и шепнул: “Кажется, я готов влюбиться в нее”. “Даже не думайте, – ответила та строго. – Вспомните, что случилось с Гэри Хартом”. Речь шла о сенаторе-демократе, которому пришлось отказаться от президентской кампании после того, как его уличили в любовной связи на стороне. Разумеется, жена Горбачева сказала это в шутку, но Буш не был в этом уверен: он посмотрел ей в глаза, “чтобы понять, шутит она или нет, но вид у нее был серьезный”
[1413].
А потом состоялось знаменитое неофициальное общение с “народом”. Горбачев и Буш ехали из советского посольства в Белый дом, когда машина Горбачева вдруг со скрежетом остановилась на углу Коннектикут-авеню и Эл-стрит. Целой веренице машин, мчавшихся перед автомобилем Горбачева (там ехали сотрудники местных спецслужб и кагэбэшники), пришлось тормозить и давать задний ход. Охранники сразу же выскочили на тротуар и выстроились защитным кордоном у газетных автоматов. Толпы пешеходов бросились вперед. “Распахнулась дверь, и вышел он, – рассказывал позднее сотрудник рекламного агентства Wang Laboratories. – Он подошел и пожал мне руку. Меня до сих пор трясет. Как будто второй Мессия вдруг явился”. Посетители и официанты из популярного ресторана Duke Zeibert высыпали на балкон. По удачному стечению обстоятельств (никакие пиарщики, тем более советские, нарочно такого не придумали бы), поблизости, всего в нескольких кварталах, находились редакции New York Times, Time, Wall Street Journal и Washington Post, а также офис компании ABC News, поэтому на место события вскоре примчались репортеры. На Буша, стоявшего с краю толпы, почти никто не обращал внимания. “Поразительное зрелище, – вспоминал он, – а на Горбачева, наверное, все это действовало как прилив адреналина. Залезая обратно в машину, он выглядел заметно более довольным: теплый прием взбодрил его”. Горбачев на полтора часа опоздал в Белый дом. “Я уж подумал – вы домой улетели”, – сострил Рейган. Горбачев улыбнулся. “Я немного поболтал с группой американцев, которые остановили мою машину”
[1414].
В четверг, во второй половине дня, во время прощальной церемонии на южной лужайке Белого дома шел дождь, но Горбачев, по воспоминаниям Пауэлла, “лучезарно улыбался, будто политик, который только что победил на праймериз”. Но через три с половиной часа на своей пресс-конференции Горбачев семьдесят пять минут бубнил заготовленную речь (об уже достигнутых успехах и тех, к которым следует стремиться), а затем еще сорок пять минут отвечал на вопросы. Может быть, из-за переутомления он утратил связь с реальностью? Вернулся к своей всегдашней норме, как только напряжение ослабло? Конечно, он был слишком уверен в собственных ораторских способностях, но неужели совсем не испытывал никаких сомнений? “Насколько я понимаю, вы смотрели мою пресс-конференцию”, – сказал он потом Шульцу, встретив его в советском дипломатическом комплексе. И поинтересовался его мнением. “Вы говорили слишком долго”, – ответил Шульц. “Ну, – сказал Горбачев, похлопав Шульца по спине, – здесь есть хотя бы один человек, который говорит то, что думает”
[1415].
В ходе саммита случались и другие непредвиденные эпизоды. В какой-то момент Рейган вдруг предложил Горбачеву: “Обращайтесь ко мне Ронни. А я – с вашего разрешения – буду звать вас Майкл”
[1416]. Маршал Ахромеев провел совещание в Пентагоне с коллегами из Объединенного кабинета начальников штабов. Владимир Крючков, возглавлявший тогда отделение внешней разведки в КГБ (в скором времени он возглавит все ведомство), ужинал вместе с заместителем директора ЦРУ Робертом Гейтсом и Колином Пауэллом в Maison Blanche
[1417] – шикарном ресторане в центре города. Когда ему предложили виски “Джонни Уокер Ред Лейбл”, Крючков (похожий на пожилого ученого: редеющие седые волосы, кардиган под костюмным пиджаком) заказал себе “Чивас Ригал”. Значило ли это, что он знал разницу и желал показать, что заслуживает только лучшего виски? “Какими могущественными кажутся США, – говорил он. – Всюду ощущается мощь”. Но и “Советский Союз – вовсе не слабая, бедная страна, которой можно помыкать”, – с обидой в голосе утверждал он
[1418].
Между тем эпопея с первыми леди продолжалась. Задолго до 7 декабря госпожа Рейган пригласила госпожу Горбачеву на чаепитие, или на завтрак, или – по выражению Пауэлла – “на что сама пожелает”. Госпожа Горбачева ответила не сразу (возможно, виной тому было общее для советских людей незнание протокола, а не заносчивость самой Раисы), и госпожа Рейган “обиделась”. Раиса Горбачева уже приняла приглашение Памелы Гарриман (демократки, собиравшей средства на благотворительные нужды) встретиться с группой влиятельных женщин – судьей Верховного суда Сандрой Дэй О’Коннор, сенаторами Барбарой Микульски и Нэнси Кассебаум, издательницей Washington Post Кэтрин Грэм и президентом Чикагского университета Ханной Грей. (“Я впервые в жизни встретила человека, который говорит больше меня”, – отзывалась впоследствии Микульски.) Пауэлл пожаловался советскому послу Дубинину, и спустя сутки, 5 декабря, ответ от госпожи Горбачевой на приглашение все-таки пришел.
