“Вероятно, я больше доверял Горбачеву, чем люди в моей команде, – вспоминает Буш. – Премьер-министр Тэтчер однажды сказала, что с этим человеком можно иметь дело, и я тоже так считал”. Американский президент верил, что Горбачев искренен в своем желании реформировать как Советский Союз, так и отношения между Востоком и Западом. Он знал, что советский лидер “внимательно следит за действиями его администрации, опасаясь, что американцы займут более жесткую позицию в отношении СССР, чем Рейган”. В итоге именно это Буш и сделал
[1565].
Буш действительно мог искренне верить в Горбачева, который преобразовал советскую политическую систему, снизил влияние коммунистической идеологии на советскую внешнюю политику, подписал один договор о разоружении (о РСМД) и начал переговоры по второму (договору об СНВ), объявил о сокращении обычных вооруженных сил в Европе, начал вывод советских войск из Афганистана и признал права человека. Неудивительно, что в ноябре предыдущего года Тэтчер заявила: “Мы больше не находимся в состоянии холодной войны”, и госсекретарь США Шульц вторил ей, говоря, что к концу 1988 года холодная война фактически осталась в прошлом
[1566].
Однако не для Вашингтона. Генерал Брент Скоукрофт, советник Буша по национальной безопасности, по-прежнему с подозрением относился к мотивам Горбачева и скептически смотрел на его перспективы, и с ним соглашались его заместитель Роберт Гейтс и министр обороны Дик Чейни. Скоукрофт полагал, что старожилы из Политбюро неспроста уверены, что Горбачев лишь обновит систему, но не разрушит ее. “Вряд ли они ошибаются”, – заключил Скоукрофт в 1989 году. В действительности же реформы Горбачева сделали его “потенциально опаснее” предшественников, поскольку их агрессивная политика не давала Западу пространства для трактовок и неоправданных надежд
[1567]. Несколько лет спустя Скоукрофт напишет двум своим коллегам в Белом доме письмо, в котором пояснит, что, по его мнению, Горбачев всего лишь “старался усмирить их всех своей добротой”, что его речь в ООН в декабре 1988 года была “попыткой подтолкнуть Запад к разоружению”, и хотя предлагаемые меры выглядели многообещающими, советский военный потенциал в Восточной Европе они сильно не затрагивали
[1568]. Скоукрофт считал Рейгана наивным в том, что президент вновь доверился Горбачеву и был готов отказаться от ядерного оружия, которое удерживало СССР от нападения на Западную Европу. По некоторым сведениям, Джеймс Бейкер, глава администрации президента Рейгана, а затем министр финансов, считал, что Шульц очень слабо ведет переговоры и платит за уступки, на которые Горбачев “пошел бы и без каких-либо компенсаций”. Другие члены аппарата Буша анонимно говорили журналистам, что Шульц – “худший госсекретарь со времен Эдварда Стеттиниуса”, которого Франклин Рузвельт назначил на этот пост за три месяца до своей смерти в 1945 году
[1569]. В отличие от Шульца, который настаивал на проведении переговоров на высшем уровне и положительно относился к их результатам, Скоукрофт опасался Горбачева: “Он может попытаться использовать раннюю встречу с новым американским президентом как доказательство окончания холодной войны”, что будет на руку советской пропагандистской кампании. “У меня было ощущение, что президент хотел бы встретиться с Горбачевым как можно скорее, – напишет Скоукрофт, – он периодически говорил об этом, но особенно не настаивал, хотя в первые месяцы он неоднократно возвращался к этому вопросу”
[1570].
Скоукрофт, Гейтс и Чейни были правы, когда сомневались в перспективах Горбачева продержаться у власти хоть сколько-нибудь долго. Однако они некорректно оценивали его достижения 1989 года. К тому же он мог бы дольше оставаться во главе СССР, если бы США активнее его поддерживали, а не отказывали в помощи.
Если Буш доверял Горбачеву больше, чем некоторые из его советников, то почему он не проигнорировал Скоукрофта, а запустил всестороннюю переоценку политики США в отношении СССР, продлившуюся всю весну? В одном из выпусков Saturday Night Live Дэны Карви актер, изображавший Буша, сказал, что ему нужно вести себя осмотрительно. Буш был осторожен и не был уверен в себе. “Я не хочу совершить глупость”, – признался он Скоукрофту в конце января
[1571]. Его также останавливало сложное отношение к Рейгану и его наследию. По заверению Бейкера, Буш хотел выйти из тени Рейгана и “наложить собственный отпечаток на внешнюю политику США”. Он также опасался обвинения со стороны правого крыла в излишней либеральности по сравнению с Рейганом. Избежать этого можно было, ведя более жесткую политику в отношении СССР, чем Рейган. Посетив Москву, Киссинджер привез Бушу письмо от Горбачева: “По содержанию и тону послания было видно, – вспоминает Буш, – что он хотел создать позитивную атмосферу и был готов продолжить работу с той стадии, которой ему удалось достичь с администрацией Рейгана”. Однако Буш решил немного подождать
[1572].
Горбачев был озадачен, а затем, по признанию Грачева, обиделся, что его новый друг Джордж не готов оказать ему поддержку, в которой он так остро нуждается. Черняев вспоминает, как Горбачев “боялся потерять все, чего они достигли с Рейганом”
[1573]. Он мог подождать немного – но недели и месяцы? Ни он, ни его ближайшие помощники не понимали, что происходит, признается Черняев. Они не знали, что Вашингтон поступает так не впервые. После своей инаугурации в 1961 году Джон Кеннеди также отказывал Никите Хрущеву в переговорах вплоть до июня. По заявлению помощника Шеварднадзе Сергея Тарасенко, в МИД все понимали, однако в Кремле их не слышали
[1574]. Тем временем на Горбачева усилили давление консерваторы, о чем он рассказывает в своей книге: “И у нас, в том числе в руководстве, были люди, готовые истолковать затянувшуюся паузу как свидетельство того, что в Вашингтоне вынашиваются недобрые планы в отношении нашей страны”
[1575]. В частности, в КГБ быстро представили эту задержку в самом негативном свете. Перед этим Горбачев обвинил главу КГБ Крючкова в дезинформации – комитет уверял его, что ситуация с националистами в Прибалтике будет развиваться по худшему сценарию. “Владимир Александрович, я смотрю на вас!” – заявил глава СССР
[1576]. Однако в другом подобном случае он не устоял, поверив в неправомерные обвинения, и даже передал их канцлеру ФРГ Колю и итальянскому коммунистическому лидеру Акилле Оккетто. Как и британская BBC, Горбачев решил, что в ЦРУ существует специальная группа, секретная миссия которой заключается в дискредитации перестройки и лично генсека
[1577].
