Глава 3
Вверх по служебной лестнице
1955–1968
Горбачев явился на работу в прокуратуру Ставропольского края 5 августа 1955 года. Но почти сразу переменил мнение о месте службы. “Нет, все-таки не по мне служба в прокуратуре”, – написал он жене, которая пока что оставалась в Москве
[248]. Он утверждал, что в первый же день его встретили холодно и велели прийти через несколько дней, чтобы получить особое задание. Но что в этом было такого необычного? Неужели он ожидал, что его будут встречать как героя-победителя? Менее самонадеянный новичок, пожалуй, проявил бы терпение. А Горбачев отправился искать “товарищей по прежней работе в комсомоле”. Он полагал, что они помогут ему найти работу получше – в местной комсомольской организации
[249]. И оказался прав: значок Московского университета и опыт комсомольской работы в МГУ “сыграли свою роль”
[250].
На Николая Поротова, заместителя начальника отдела кадров в Ставропольском крайкоме комсомола, румяный молодой человек с редеющей шевелюрой и намечающимся животиком произвел благоприятное впечатление. Поротов выразил желание взять его к себе, но попросил Горбачева вначале выяснить, отпустят ли его в прокуратуре. “Я им не нужен, – пожаловался Горбачев. – На меня там все свысока посмотрели”. Тогда Поротов начал действовать. На этот раз Горбачева принял сам прокурор, Василий Петухов, и согласился отпустить его на другую работу. “У нас полно юристов, справимся без него”, – заверил Петухов Поротова. У обоих сложилось впечатление, что Горбачев – “неплохой парень”. Но вечером того же дня Горбачев написал жене, что у него “был длинный, неприятный разговор с прокурором края”, а после добавил: “еще раз побеседовали и, обругав кто как хотел, согласились на мой уход в крайком комсомола”. Эта беседа, по словам Горбачева, вызвала у него смешанные чувства: “…все-таки оставила в моей душе неприятный осадок”
[251].
Но был ли тогдашний разговор действительно настолько неприятным, каким изображает его Горбачев? Или просто у Горбачева были завышенные требования и он слишком многого ожидал от своей работы? Когда Поротов предложил ему место секретаря (то есть главы) райкома комсомола, Горбачев будто бы возразил: “Я парень деревенский, этого не боюсь. Но вы же… меня пошлете куда-нибудь туда – в сухие степи? …Я бы не возражал, но у меня есть одно ‘но’. Жена моя щитовидкой страдает. Она философ. С этой специальностью ей там тоже придется туго. Но главное – щитовидка. Приедет Рая и не сможет там. Тогда я снова к вам приду проситься. А вы мне скажете: ‘Дезертир, хлюпик’”
[252].
На самом деле Раиса страдала не от щитовидки, а, скорее всего, от ревматоидного артрита. Ставропольские критики Горбачева обвиняют его в том, что он исказил истину, чтобы добиться особенного отношения к своей семье, но, вполне возможно, Поротов просто неправильно запомнил, о какой болезни тот говорил. Как бы то ни было, он обратился к своему начальнику Виктору Мироненко, первому секретарю крайкома комсомола, и тот согласился встретиться с Горбачевым. Горбачев, хотя и волновался, собеседование прошел. “Парень хороший, из Московского университета, – доложил Мироненко Поротову, – знает деревню, соображает, язык подвешен. Чего же лучше?”
[253]
Задача комсомола – организации, насчитывавшей миллионы членов в возрасте от 14 до 27 лет (вожаки, конечно, были постарше), – заключалась в том, чтобы мобилизовать советскую молодежь для выполнения заданий КПСС. Первым назначением Горбачева стала скромная должность заместителя заведующего отдела по агитации и пропаганде Ставропольского крайкома комсомола. Но в течение следующих 12 лет он неуклонно поднимался по служебной лестнице – сначала внутри комсомольской организации, а потом и внутри самого партийного аппарата: в 1957 году он возглавил Ставропольский горком комсомола; в 1958-м сделался вторым по важности человеком в крайкоме ВЛКСМ, а в 1961 году возглавил его; в 1962 году стал парторгом райкома сельского района; в 1963 году он ведал назначениями на все партийные должности в Ставропольском крае; в 1966-м получил должность первого секретаря Ставропольского горкома КПСС; в 1968-м – второго секретаря всего Ставропольского края.
В 2007 году, вспоминая те ставропольские годы, Горбачев называл их “моя малая перестройка” и подчеркивал их важность для себя – без них “не было бы Горбачева, конечно. Я занимался бы какими-нибудь делами и, наверное, что-то бы сделал, потому что натура была такая… Но то, как сложилась и по какому сценарию пошла моя жизнь, это вряд ли было бы сделано”. Он и раньше выделялся – и в старших классах школы, и в МГУ, но опыт, обретенный на Ставрополье, еще больше укрепил его уверенность в себе. Сравнивая себя с другими комсомольцами-пропагандистами, которых ему доводилось курировать в 1955 году, он говорил, что сам “на голову выше” их всех. Университетское образование за плечами давало ему неоспоримые преимущества. В спорах с соратниками он опирался на этот свой опыт и “выдвигал… неожиданные для собеседников аргументы, показывая несостоятельность их позиции”. По его собственным уверениям, проделывал он это “исключительно ради истины, в запале дискуссии”. Однако на собрании местного крайкома комсомола его открыто упрекнули в том, что он “злоупотребляет своим университетским образованием”, сказали, что “многие ребята… очень обижаются, когда в споре выглядят как бы неучами или хуже того – дураками”. Разве это их вина, что кончали они лишь вечернюю школу-десятилетку? “Следует проявлять к коллегам больше понимания”, – поучали его. По его словам, он запомнил это замечание, “принял к сердцу близко”, так как был “по натуре коммуникабельный… уважительный”, однако ему приходилось “бороться с собственным радикализмом”. Под “радикализмом” он подразумевал то, что порой был “слишком принципиальным” (как он пояснял в 2007 году). Приходилось учиться “очень осторожно пользоваться этой властью”
[254].
Из этого рассказа становится ясным, какие преимущества перед сверстниками дало Горбачеву столичное образование. Но очевидно и другое: он опасался перегнуть палку. Он учился извлекать выгоду из существующей системы – производить нужное впечатление на начальство и в то же время не отталкивать от себя подчиненных. Это можно было бы назвать “карьеризмом”, но карьеристов кругом было полно, а Горбачев как раз отличался от них. Почти все бывшие коллеги Горбачева по работе на Ставрополье, отвечая на вопрос, каким поначалу показался им Горбачев, называли его “эрудированным”. По сравнению с людьми его положения, злоупотреблявшими властью, он оставался нравственно безупречным. А еще он был политически надежным человеком. Наделенные властью партийные начальники, присланные из Кремля управлять Ставропольем, рано заметили Горбачева и способствовали его быстрому продвижению по службе. Он казался им одним из лучших и самых ярких представителей нового поколения партийных чиновников – одним из тех людей, от которых зависит будущее
[255].
