В апреле 1984 года Горбачева назначили председателем внешнеполитического комитета по советскому законодательству – почетная должность, обычно полагавшаяся второму секретарю партии. Это послужило удобным поводом для внешнеполитического комитета при палате общин предложить, чтобы Горбачев приехал в Лондон во главе советской “парламентской” делегации, после чего британский посол в Москве дал ясно понять, что, “если Горбачев приедет, то его примут на высшем политическом уровне (т. е. примет сама премьер-министр)” для обсуждения “широкого круга вопросов”, и это станет шагом в сторону “обширного диалога с Советским Союзом”
[605].
Горбачев колебался. По словам Черняева, с которым он советовался на тему британской политики, ему не хотелось дразнить кремлевских коллег, “не одобрявших его появления на международной арене”. А еще, похоже, Горбачев не был уверен в себе. В сентябре 1984 года он встречался с делегацией британской коммунистической партии, приехавшей с визитом в Москву, и, по отзыву Черняева, Горбачев “провел [эту встречу] умно, весело, откровенно – совсем не ординарно, не по-пономаревски и не по-сусловски”. Но через пару дней он позвонил Черняеву и спросил: “Ну как?” Впрочем, к Горбачеву быстро вернулась прежняя уверенность в себе. Относительно поездки в Лондон он сказал Черняеву: “будем размывать монополию”. Горбачев явно намекал на безраздельное господство Громыко в области внешней политики, хотя и не назвал его имени. “Замыслы, значит, у него большие, пометил я себе в дневнике. Дай Бог!!”
[606]
Еще одна цель этой поездки состояла в том, чтобы просигнализировать Вашингтону, что Горбачев заинтересован в улучшении советско-американских отношений. А для выполнения этой задачи идеальным посредником как раз могла бы стать архиконсерватор Тэтчер, хорошо ладившая с президентом Рональдом Рейганом
[607]. Горбачев взял с собой в поездку влиятельных экспертов, которые уже тогда являлись его неофициальными советниками (Яковлева, физика Евгения Велихова, дипломата Анатолия Ковалева и заместителя главы Генштаба СССР, генерала Николая Червова), и, конечно же, жену. Эффектная, образованная Раиса Горбачева разительно отличалась от жен прежних руководителей государства; к тому же они – за исключением Нины Хрущевой и Виктории Брежневой – никогда не сопровождали мужей в зарубежных поездках. По словам Мартина Николсона – сотрудника министерства иностранных дел, которого приставили к Раисе переводчиком, – “ей очень хотелось показать нам всем, что она не просто какая-нибудь очередная простушка в платочке”. Когда гид решил показать Россию на старинном глобусе в библиотеке, госпожа Горбачева коротко заметила: “Я знаю, где находится моя страна”
[608].
В план восьмидневной поездки входили выступление в британском парламенте 18 декабря, встречи с членами правительства и представителями различных партий и деловых организаций, посещения фабрик и экскурсия по Британскому музею. Наиболее важным событием стал прием в Чекерсе в воскресенье, 16 декабря. Утром того дня госпожа Тэтчер, ее муж Дэнис, члены Кабинета министров и помощники ждали чету Горбачевых в Большом зале резиденции. Как вспоминал личный секретарь Тэтчер Чарлз Пауэлл, в 12:25 Горбачев вошел в зал “с широкой улыбкой на лице”. Он шел “как будто вприпрыжку”
[609]. Госпожа Горбачева, вспоминала Тэтчер, “была одета элегантно, по-западному: в хорошо сшитый серый костюм в белую полоску – я бы сама такой с удовольствием надела”
[610]. По словам Пауэлла, “они смотрелись замечательной парой, держались непринужденно и, попав на прием к высшему руководителю западного государства, без видимого труда вписались в совершенно новое для себя окружение”.
После коктейля гостей пригласили на обед, накрытый в столовой XVI века. По словам Пауэлла, Тэтчер с Горбачевым “проговорили весь обед. Они так увлеклись беседой, что к еде почти не притрагивались”. Оба “не слишком-то умели слушать, зато определенно любили поговорить”. Сама их беседа приобрела полемический характер. По свидетельству британского переводчика Тони Бишопа, госпожа Тэтчер принялась “продуманно, не давая передышек… допрашивать [Горбачева] о недостатках существующей в СССР командной системы и о достоинствах свободного предпринимательства и конкуренции”. Горбачев отвечал, что, если бы госпожа Тэтчер приехала в его страну и посмотрела, как живут советские люди, то сама бы убедилась, что они “довольны”. Если это так, парировала она, то почему же советское правительство боится выпускать своих граждан за границу – “ведь Британию легко может покинуть каждый”? “Они явно очень заинтересовали друг друга с первой же минуты, – отмечал Пауэлл. – Наверное, оба подумали: ‘Я ожидал (а) не совсем такого’”. Как вспоминала потом Тэтчер – этот спор “с тех пор так и не прекращался, он продолжается всякий раз, когда мы снова встречаемся. И мне он еще не прискучил”.
После обеда лидеры удалились в гостиную, а госпожа Горбачева поднялась наверх вместе с Дэнисом Тэтчером, и он стал показывать ей коллекцию старинных книг и писем, среди которых были и письма Наполеона из ссылки. При многочасовой официальной беседе со стороны Горбачева присутствовали Яковлев и Леонид Замятин, заведующий отделом международной информации ЦК, а со стороны Тэтчер – министр иностранных дел Хау и секретарь Пауэлл, а еще переводчики. Но, как вспоминал Пауэлл, “разговор шел только между главными участниками”. В отличие от прежних советских руководителей, которым помощники постоянно что-то нашептывали и подавали нужные бумаги, Горбачев заглядывал только в собственные записи, сделанные зелеными чернилами, изредка доставая из кармана маленький блокнот. Он почтительно упомянул Черненко, но сделал это явно просто для формы. А еще он поразил англичан тем, что процитировал знаменитое изречение лорда Пальмерстона, британского государственного деятеля викторианской эпохи, явно расходившееся с официальной советской идеологией, – о том (в передаче госпожи Тэтчер), что у Британии нет “ни вечных друзей, ни вечных врагов, а только вечные интересы”. Затем, с “немного театральным жестом” (как описала это Тэтчер) Горбачев разложил на столе большую карту (это был разворот газеты “Нью-Йорк таймс”), где показывалось, что применение ядерного оружия будет иметь гораздо более чудовищные последствия, чем все ужасы Второй мировой войны
[611].
После обеда хозяйка и гости сидели у камина, куда сама премьер-министр изредка подкладывала новое полено, и Тэтчер украдкой наблюдала за манерами Горбачева: “Он улыбался, смеялся, жестикулировал, модулировал голос, живо следовал за ходом спора, очень остро вел дискуссию. Он держался без малейших признаков неловкости”. Тэтчер поняла, что “он ей нравится”
[612].
