— Привет!
— С наступающим Новым годом!
— Спасибо! Мама приготовила селедку под шубой!
— Это здорово! А что ты делал?
— Смотрел в окно!
— Не хочешь прогуляться?
— Как это?
— Ну, по улице погулять! Погода классная, сходим на площадь, елку посмотрим!
— Ой, хорошо! Я сейчас у мамы спрошу!
— Скажи, что я не отойду от тебя, все время буду рядом, Скажи, что я оставлю номер своего мобильного. Скажи, что я тебя через час уже верну!
— Хорошо, скажу! А ты в шапке?
— Ты боишься, что у меня голова без волос замерзнет?
— Да!
— Я уже не лысая! У меня теперь красные волосы! Хочешь посмотреть?
— Хочу!
— Ну, давай быстро тогда! Я возле подъезда жду!
— Да ты чего? — возмущалась Настя Первая, сердито стуча ноготком по сигарете. — Я люблю это чмо? Да мне плохо, когда я его вижу!
— А на фига тогда замуж?
— Ну, как же! Квартирный вопрос!
— Господи, но разве можно из-за квартиры связывать свою жизнь с таким? Ладно бы, хоть здоровый был!
— Тебе хорошо, тебе самой выживать не надо. За тебя все проблемы муж решает. А у нас такого, как твой Вадим, хрена с два найдешь! Вот и приходится девушке крутиться!
Оля кивнула. Пожалуй, так и есть. Ей повезло. Ну, заслуженно повезло, конечно. Она и красивее, и вообще… Хотя эта Настя заслуживает уважения, да.
— Ай, не говори! Сама ночами не сплю! Но парень мой, бармен, говорит, что важно выйти замуж, а потом он подключится, и сам все сделает, у него знакомый юрист есть.
— А что Лилия Степановна? Она не против?
— Так мы ж беременные! Как она может быть против?
Бац, и Оля поняла, что провинциальная девочка одним махом обошла ее на повороте и поднялась на недостижимую высоту. Никогда Оле не стать такой, как она, никогда. Только стоять сейчас, криво улыбаясь и уменьшаясь в глазах более молодой и совершенной хищницы. Какое счастье, что у них разные цели…
— Беременные? В смысле?
— В смысле два месяца беременности.
— А… от кого?
— Ну, не от Алешеньки уж точно! Но они-то думают, что от него!
— С ума сойти, что делается…
Настя Первая была горда собой. А Оля курила, молчала и слышала, как Космос шлет ей сигнал прямо в висок — ты стареешь, милая! Прости, но смысла возиться с тобой я не вижу. И циничный смайлик…
Тут телефон засигналил: «Вадим». Олю такое вмешательство порадовало — можно было немножко компенсировать Настину первородную наглость изящным обсуждением нюансов съемочного процесса.
— Алло! Говори быстрее! Ты по съемкам?
— Да.
— Выходить уже? Я готова.
— Нет.
— Вадим, какого черта? Ты на часы смотрел? Мы ни фига в ресторан не успеем!
— Успеем в ресторан… Оля, не будет съемок.
— В смысле…
— Не будет сегодня…
— А… когда? — Оля чуть сознания от горя не лишилась.
— Оля, я не знаю… Может, и никогда…
Он что-то еще хотел сказать, пожаловаться, поругаться, но Оля не собиралась слушать. Сбросила звонок.
Это была катастрофа!
Катастрофа мегаразмеров. Ведь рядом-то сидела Настя Первая, и ее чуткое ухо уже все уловило, все донесло. Настя Первая немножко улыбалась.
— Ну, ладно, пойду, — сказала она.
Более шумного места, чем предновогодний Парк развлечений, на свете нет.
Таня нашла участок между чужим локтем и чужим подносом, разложила там свои бумазейки и пыталась как-то… сосредоточиться, что ли… Все-таки процесс написания требует хоть какой-то концентрации!
«Да, это не самое дешевое удовольствие — элитная стоматологическая клиника. Абсолютно очевидно, что можно найти уголок попроще, а то и вовсе пойти в поликлинику и там провести часть жизни в очереди и в прослушивании рева бормашины». Не пишется. Усилием воли буквы складываются в слова, слова усилием воли — в предложения. Механический процесс такой же утомительный, как работа по сортировке корнеплодов.
Еще Таня подумала, что надо было бы отправить маму к стоматологу. Для этого надо, чтобы мама была хоть недолго трезвой… То есть шансов попасть к стоматологу почти нет.
Эрик и Тристан орали громче всех, прыгали дальше всех, радовались больше всех. Принесли мороженое — многоэтажное, с шоколадной крышей. Мальчики рванули к мороженому. Какая тут статья? Таня смотрела на них и грустила.
— О чем ты думаешь? — поинтересовался Тристан-по-брови-в-шоколаде.
— Я? — Таня удивилась такому вопросу. А действительно, о чем? — Да о разном. О маме… О муже… Еще я думаю об одном человеке, которого потеряла.
Мальчики разволновались:
— В лесу?
— Он был маленький? Как букашечка?
— Нет, — Таня даже улыбнулась, — он был большой. Просто он уехал, и… Все…
— Надо было записать адрес! Мама написала наш адрес на куртках, теперь мы не потеряемся!
А вот это уже было неприятно с точки зрения воспоминаний.
— Вероятно, он не хотел, чтобы я знала его адрес. Иначе зачем ему уезжать, не попрощавшись? Понимаете, он даже не сказал «до свидания».
— А он потом нашелся?
— Нашелся, но… Он теперь не мой…
— А ты скажи, что ты первая его увидела, и отбери!
Оля плакала. Ревела во весь голос. Ей было невыносимо обидно. Так обидно, так плохо!
Как же так?
Как же так, что не будет съемок? Да еще и эта… с первого этажа… она была свидетелем позора…
Господи, как же жить после этого?
Невозможно!
Алешенька мячиком выскочил из дому, успел два раза упасть, три раза поскользнуться, но добежал, и обнял, и начал целоваться с Настей Второй. Взволнованная Лилия Степановна подсматривала в окошко.
— Я так рад! Я скучал! — И я скучала!
— Не уходи больше никогда!
— Нууу… Ладно, разберемся…
Настя Вторая смотрела на своего неказистого приятеля, и сердце ее болело от нежности. Она реально соскучилась, реально. И ей страшно не хватало Алешеньки. А казалось бы — с чего? Что такого в этом человеке-ребенке? Ну вот что-то такое… светлое…
— Идем тусоваться?
— Что делать?
— Тусоваться! Тусинг! Новогодние приключения!
— Я хочу посмотреть на елку и троллейбусы! — Будет тебе елка! И троллейбусы будут! Руку давай, горе мое! Сейчас начнешь снова падать!
