Елизавету Гончарову держали в плену два месяца (похожий срок?), ей чудом удалось сбежать, она составила фоторобот преступника, и я чуть не кончил от восторга, когда в хреновом компьютерном портрете узнал знакомые черты не пойманного убийцы Оксаны.
Сэмми порывисто встает с кресла и опускается на колени рядом с Тубисом, заглядывая ему в глаза снизу вверх:
– Это ведь случайность, одна на миллион, на миллиард! Так ошибочные решения приводят к правильному ответу над математической задачей. Мне не доставало лишь подтверждения непосредственно от автора текстов. Мне требовалось знать, что я не идиот, не мечтатель, что я не выдаю желаемое за действительное. Откровенничать со мной ты не собирался, и тогда мне пришлось крепко поразмыслить над тем, что предложить тебе взамен на правду.
– Впечатляет, – не кривя душой произносит Тубис.
Пацан кажется почти невменяемым, как служитель культа, испытывающий религиозный экстаз. Но едва Сан Саныч об этом думает,
одухотворенное выражение на лице Сэмми сменяется на привычное, бесшабашно— веселое. Он встает с колен и возвращается в кресло:
– О том, как я выяснил, что Гончаров жива, и как вышел на ее след, я расскажу тебе, дорогой зритель, в следующей передаче. Ответил ли я на твой вопрос?
– Исчерпывающе, – Тубис поднимается с дивана и какое-то время молча смотрит на блеклое вечернее небо в окне. – Продолжим общение завтра.
Заметив, как мгновенно сник С-6, Сан Саныч добавляет:
– Мне нужно домой, покормить собаку.
С.
Уже четвертый час утра, а я не могу уснуть. Меня знобит, все тело мелко вибрирует, словно внутри функционирует на всю мощность автономная электростанция.
Мы встретились. Черт возьми, это совершенно немыслимо! Я чувствую себя долбанным Нео из старого фильма, избранником, которому удалось невозможное. Мирозданье явно благоволит ко мне. Иначе как объяснить эту ошеломительную череду разрозненных событий, соединивших двух людей в одной знаковой точке?
Конечно, я представлял его немного иначе. В моем воображении он виделся более харизматичным, жестким. Первую неловкость я замаскировал глупой шуткой, я действительно нервничал, и еще как! Я вел себя, как балаганный фигляр, мне простительно – не каждый день знакомишься со своим кумиром. Как же хочется расспросить его обо всем на свете, узнать его мнение по любому вопросу. Но у нас не так много времени, он расщедрился лишь на трое суток дружбы, и посчитал, что этими жалкими крохами я буду счастлив довольствоваться.
Нет, дорогой Александр Александрович, тремя сутками ты не отделаешься. С тобой сложно, но я справлюсь. Я не из тех, кто легко сдается, и ты уже сам мог бы об этом догадаться.
В незанавешенное окно светит полная луна – старый желтый мяч, брошенный кем-то с задворок вселенной. В такие ясные ночи мне всегда хотелось отправиться в дорожное приключение, подбирать по пути красивых девчонок—автостопщиц, а потом заворачивать их вымытые до блеска тела в прозрачную пленку и оставлять на обочине.
Но сегодня мне хочется другого: находиться в компании своего нового друга и делиться с ним сокровенным. Конечно, вся это игра в приятелей шита белыми нитками и напоминает буффонаду. Но иногда совсем неважно, с чего начать, главное запустить процесс, а вырулить в нужную колею нетрудно при должном умении.
Несмотря на нашу схожесть, мы во многом сильно отличаемся. Он ни шагу не ступит без продуманного плана. Я тоже не бросаюсь в омут с головой, но гораздо легче импровизирую, принимаю спонтанные решения. Я могу ввязаться в бой, имея лишь общее представление, и далее ориентируюсь по ходу дела. А-11 намного осторожнее и консервативнее.
Он сдерживается изо всех сил, чтобы не послать меня. Я это отлично вижу, как вижу и то, как отчаянно он нуждается в надежде. Крепко залип он на эту дамочку, Гончарову. Незавершенный гештальт – страшная штука, отнимает волю даже у лучших из людей. Это играет мне на руку. Я веду себя неосмотрительно, обнажаясь перед ним, как портовая шлюха, но других путей вызвать его доверие не существует. Он должен понять, что я не забавляюсь и серьезно настроен на долгое и плодотворное сотрудничество. Кам он! Рыбак рыбака, верно? Мы должны держаться вместе! Нам есть, что дать друг другу.
Я бросил себе дерзкий вызов. Господь творил шесть дней. А мне предстоит уложиться в три. Я мобилизовал все ресурсы, я почти не материален от распирающей меня энергии. Меня подташнивает от страха и волнения; это состояние чем-то похоже на испытываемое во время убийства, только без эротической составляющей. Моя жизнь меняется, я тонко чувствую это. Внешних проявлений нет, все процессы идут внутри – и мое тело едва справляется.
Только бы все получилось. Третий день будет самым сложным. Я уже снял новый коттедж. В тот, где я расправился с крошкой Мэри, решил не возвращаться. Появление незваных гостей смутило меня, и повторения я не хочу.
Новое место подходящее, на отшибе, есть изолированные комнаты. Я представляю, как разыграю свою главную карту, и мой пульс мгновенно ускоряется. Нервишки совсем расшалились. Я перехожу в высшую лигу, а значит, обязан прыгнуть выше головы.
Луна выжигает мои глаза. Теперь это не мяч, а допросная лампа, направленная в лицо узника. Я кладу подушку себе на голову, закрываясь от назойливого света, и перестаю дышать. Тридцать секунд. Шестьдесят. Сто двадцать. На черном фоне мельтешат яркие пятна. Я начинаю падать в бездонный удушливый колодец, ощущая, как немеют мои пальцы, шея, позвоночник…
Сбрасываю подушку с лица, судорожно втягивая воздух. Подпрыгиваю на кровати, включаю лампу и сажусь за стол. Не до сна сейчас, хоть ты сдохни. Открываю альбом, беру карандаш и несколько мгновений задумчиво гляжу в пространство. А потом начинаю рисовать.
Я ложусь под утро, когда льющийся в комнату серый сумрак сменяется на розовые всполохи зимнего рассвета. Перед тем, как отключиться, я ловлю себя на том, что хочу увидеть его собаку.
– Хочу увидеть твою собаку.
– Она не любит незнакомцев.
– Я представлюсь.
А-11 колеблется. Он старается не нарушать договоренности, но похоже, я вторгаюсь в личное пространство. Собака – это почти семья.
Мы сидим в моей тачке, для которой он слишком велик. Я более спортивный, подтянутый, а он тяжелее и шире в плечах. Ему подошел бы большой внедорожник с мощным мотором, но я даже не уверен, водит ли он машину. Я вообще ни хрена о нем не знаю.
– Это плохая идея.
– Ладно, – соглашаюсь я. – Как скажешь.
Вчера я малость передавил. Сегодня я просто лапочка.
– Можно задать вопрос?
А-11 подозрительно косится на меня, чуя подвох в этой неожиданной робости.
– Задавай.
– Когда и как ты понял, что хочешь убивать?
– Я никогда не хотел убивать, – холодно отзывается он.
