Он позволяет себе улыбнуться. А девочка сообразительная, хотела запутать преследователя. На такую охотиться – одно удовольствие. Настроение улучшается, Тубис чувствует себя в своей стихии. Как бы ни хотелось растянуть эту забаву, на смакование нет времени. Он видел, что она роняла телефон в лужу, и он наверняка не заработает, пока его не просушат. Однако надеяться на волю случая в данной ситуации глупо. Несколько секунд Сан Саныч прислушивается, затем спускается в низину по левую сторону дороги.
Несколько минут он идет наугад, вглядываясь в темноту чащи, стремясь обнаружить подсказку, в каком направлении двигаться. Кое-где почва почти сухая, и отпечатков подошв на ней не остается. Он обращает внимание на ветви деревьев и сучья под ногами – если ли сломанные? Не наступала ли на них недавно изящная женская ножка?
Его накрывает мощное дежавю: несколько лет назад он точно так же преследовал Лизу, правда, эмоции испытывал иные. Тогда был азарт и возбуждение. А сейчас азарт и тревога. Вот что ему точно не помешало бы – это бинокль ночного видения.
Скоро начнет светать, но девчонку необходимо найти до восхода солнца. Это ночью здесь пустынно. Кто знает, как изменится картина при свете дня.
Фоном мелькают мысли о С— 6 и его незваном дружке, который – Тубис на это сильно надеется – будет уже мертв к моменту его возвращения в коттедж. Чертовы малолетки – даже самые умные – всегда наломают дров. Сан Санычу не представился шанс узнать, как эти двое нашли коттедж. Сэмми не настолько туп, чтобы сообщать адрес, где планирует совершить убийство, значит его друзья вычислили его самостоятельно.
Когда он догонит девчонку, то задаст ей пару вопросов. Где-то впереди, между деревьями мелькает тень – или Тубису всего лишь мерещится. Он замирает, напрягая зрение и слух. Вокруг его глаз собираются улыбчивые лучики морщинок.
*
Соня в отчаянии трясет мобильный – чертов айфон отключился и не желает возвращаться к жизни. Она дует на него, трет о куртку. Она готова расплакаться, но быстро осознает, что поддаться эмоциям сейчас подобно смерти. Соня вдоволь наплачется позже, когда выберется в безопасное место.
Сперва она держала в уме свое примерное направление движения относительно дороги, но довольно скоро заблудилась. Она пробиралась сквозь бурелом, петляла между деревьев, и порой ей чудилось, что она оказывается в том же месте, где была еще минуту назад. То ли монотонность леса играла с ней шутку, то ли Соня действительно ходила по кругу…
Несколько раз ей мерещился мужской силуэт, она тут же падала на землю, стараясь не шевелиться и не дышать, но потом понимала, что ошиблась. Это воображение рисовало угрозу там, где темнели непроглядные дебри.
Кроссовки промокли, ноги начали мерзнуть, но на такие мелочи Соня не обращает внимания. Она ждет, когда появится солнце. Она понимает, что солнце не спасет ее от плохого человека, но ждет все равно. При свете дня страшные монстры тускнеют, обнажают свои слабые места.
Соня быстро опускается на корточки, услышав вдалеке невнятный звук. Может это белка, или лисица. Или волк? Здесь вообще водятся волки? Она явно заслужит премию Дарвина, если спасется от убийцы и погибнет в пасти дикого зверя.
А может все не так, как ей кажется? Может дядя Сэмми бежит за ней, чтобы упокоить и признаться в розыгрыше? Может Сэмми записался в театральную студию, и они в подвале спектакль репетировали? Девочка с петлей на шее – будущая великая актриса, она запросто раздевается догола и не реагирует на посторонние звуки, притворяясь мертвой! Сознание готово придумать тысячи легенд, но животное чутье – о котором она даже не подозревала – заставляет Соню бежать неизвестно куда, подальше от того гиблого места, где на залепленных пленкой стенах и полу краснели бурые пятна.
Она озирается. Между стволами висит неподвижная пелена – густая у самой земли и редеющая к вышине. Соня не видит ничего подозрительного, ни единого намека на движение за частоколом деревьев, но почему-то это не успокаивает ее, а наоборот, заставляет еще усерднее вслушиваться в тишину леса. Она опускает взгляд вниз, пытаясь подыскать средство для самообороны – острый сук или камень. В нескольких метрах из земли торчит небольшой булыжник. Она поднимается на ноги, полностью не распрямляясь, и совершает короткую перебежку к камню. У нее уходит не меньше минуты, чтобы раскачать его и вытащить из мерзлой почвы. Пальцы быстро сводит от холода, но она не останавливается, пока импровизированное орудие самозащиты не оказывается в руке.
Когда Соня распрямляется, прикидывая, в какую сторону двинуться, ее горло накрывает мужская ладонь. Она не пугается. Испугом этот звериный, останавливающий дыхание ужас не назовешь.
Этого просто не может быть. Не в ее жизни, не с ней. Хорошие девочки из приличной семьи не погибают от рук психопата в богом забытой глуши! Это слишком по-театральному, по-голливудски. Такой реальности не бывает.
Ее пальцы стискивают булыжник так сильно, будто врастают в камень. Соня изворачивается, насколько позволяет ей живая удавка на шее, замахивается и со всей силы бьет булыжником туда, где предположительно находится голова убийцы.
Она понимает, что попала не в череп, а во что-то мягкое – плечо, или шея, – удар не смертелен, но дает ей шанс вырваться – захват на горле слабеет, и Соня стремительно дергается вперед.
С.
Я все понимаю мгновенно, в ту самую секунду, когда слышу за спиной голос Никиты. Я попал. Накосячил. И теперь мне придется убить своего друга. Я оборачиваюсь и вижу Соню, и мое сердце ухает в бездонную пропасть, так глубоко, что я перестаю слышать его биение.
– Сэмми, это че? – спрашивает Никита.
Уже ничего не исправишь. Когда я выбегал на улицу проверить окна подвала, то вернувшись в дом, не запер за собой входную дверь. Если бы гости постучали, то у всех появился бы шанс: у меня – красиво отмазаться и сохранить лицо, у Никиты и Сони – остаться в живых.
Когда, когда до людей дойдет, что нельзя совать нос в чужие дела? Ради собственного же блага – нельзя!
– Она что, мертва? – Никита указывает на Аманду и спускается вниз по лестнице.
Я перевожу взгляд на А-11. Вернее, на А-12, учитывая, что он только что прикончил Аманду. Мы понимаем друг друга без слов. Я счастлив, что не вижу на его лице осуждения – оно появится потом, когда мы разгребем дерьмо, случившееся из— за моей рассеянности. А пока нам необходимо действовать слаженно и без эмоций. Проклятье! Это будет сложно!
Я сую руку в карман и бросаю А-12 связку ключей. Он ловит их, молниеносно находит ключ от наручников и отстегивает браслет. В это мгновение Соня стремительно срывается с места, и пока я соображаю, кем мне заняться – Никитой или подружкой – А-12 делает выбор за меня.
Он пробегает мимо нас с Никитой и устремляется вверх по лестнице. Едва топот стихает, я снова начинаю слышать собственное сердце.
Никита глядит на меня недоуменно, хлопает своими пушистыми, как у девчонки, ресницами. Туповатый он, ей-богу. Соня, вон, сообразила куда быстрее.
