– А сколько всего изречений? – спросила я.
– Мне вспомнились только четыре, – пожал плечами Иоко.
– Всего семь. Всегда семь. Семь – это хорошее число, его и следует придерживаться, – подсказала Эви.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво уставился на девочку Лука.
– Знаю. – Эви нахмурилась, отвернулась и смахнула со стола невидимые крошки.
В хижине было чисто. Стояла в ведрах вода, сиял надраенной столешницей обеденный стол. Ровно разложенные подушки яркими пятнами украшали сумрак домика. Эви постаралась и навела порядок. Можно было отправляться в путь.
Я посмотрела на Иоко и поняла, что он не желает сейчас говорить о Валесе. Но он вспомнил. Он определенно что-то вспомнил, и воспоминание не радовало его.
Может, он понял, что был преданным последователем мерзкого Чародея? Может, и сам творил злые дела? Кто его знает…
Мы отправились в путь. Иоко просто прикрыл дверь хижины и направился вниз по синей дороге, а мы потопали за ним – вереница странных путешественников, из которых относительно нормальной была только я.
У колодца я еще раз умылась, забрала с веревки высохшие вещи. Посмотрела украдкой в зеркальце и удивилась, что пятно почти пропало со щеки. Из глубины овального зеркальца на меня смотрела милая и симпатичная девушка.
Предсказание Иоко сбылось, проклятое пятно пропало. Рада ли я этому?
Я не могла ответить на этот вопрос. В моей жизни произошло столько разных событий, что вся эта круговерть сделала мое уродство чем-то совершенно незначительным, пустым и неважным.
Во всяком случае я знала, что Иоко на мое пятно не обращал никакого внимания. Он даже не заметил его исчезновения.
Нравлюсь ли я Иоко?
Нет, конечно. Ему не до влюбленности. Он пытается вернуть себе прошлое, вернуть свою сущность. Пытается понять – кто же он такой на самом деле. Но он, несомненно, ценит нашу дружбу. По-настоящему ценит, а не как Игорь.
Иоко не притворялся, я это знала. И не обманывал.
Я вздохнула и поправила лямки рюкзака, который стал гораздо тяжелее, потому что теперь там лежали овощи с огорода и мешочек муки.
Иоко оглянулся. Быстро, но пристально посмотрел на меня и спросил:
– Чего вздыхаешь?
– Ничего. Все нормально.
– Точно? – переспросил он.
Я лукавила. Конечно, не все было нормально. Теперь в голове крутились мысли о том, что Залхия очень красива, что вряд ли я смогу понравиться своему Проводнику… и еще куча разной девчачьей чепухи. Но не рассказывать же об этом?
– Точно, – буркнула я.
Иоко покачал головой, приблизился ко мне. Он подошел настолько близко, что коснулся моих плеч, слабо улыбнулся и вдруг поцеловал меня.
У него были мягкие и нежные губы, прохладные и приятные.
Я ни разу в жизни ни с кем не обнималась и не целовалась – приходилось держать дистанцию и отворачивать лицо.
Поэтому когда губы Иоко прижались к моим, сердце куда-то ухнуло, голова закружилась, а щеки запылали, просто зажглись огнем, и глазам тоже стало горячо.
Иоко обнял меня и заглянул в глаза – это был грустный и внимательный взгляд.
– Ты нравишься мне, Со. Действительно очень нравишься. Не ревнуй к Залхии, ладно? Не знаю, как там насчет женитьбы, обсудим это потом. Но я не променяю тебя ни на одного призрака в Безвременье. Веришь мне?
Я могла только кивнуть.
– Вот и славно. А теперь пошли.
Мы двинулись дальше. За спиной хихикал Хант, подшучивал Лука. Но я была счастлива. Глупо счастлива.
И когда это я умудрилась влюбиться в Иоко?
#Глава 20
1
Между тем уютная хижина Иоко осталась позади. Мы припустили быстрым шагом, Хант – тот и вовсе скакал где-то впереди, поднимая тучу трескучих хасов. Дорога извилистой лентой бежала у нас под ногами, синие травы тихо шелестели, почти касаясь моих плеч, а круглые луны радостно сияли, словно два фонаря.
Прошло уже несколько дней, если можно так сказать, с той поры, как я попала в Безвременье. Обе луны, по идее, должны были бы пойти на убыль. Я мало что соображала в астрономии, но то, что луна не сама по себе светит, а лишь отражает свет большой звезды, вокруг которой вращаются планеты, – это я знала точно. Как и то, что сама луна тоже вращается вокруг собственной планеты и на нее время от времени падает планетная тень.
В Безвременье, судя по всему, луны существовали по каким-то другим, собственным законам. Никаких теней – каждую ночь появлялись идеально круглые шары, висящие в темном небе. Многочисленные звезды рядом с ними меркли и терялись, облака, которые не могли до конца закрыть ночные светила, становились кружевными от серебряного света.
Мир вокруг был сказочно ненастоящим. И так каждую ночь.
С чем это было связано? С проклятием Мира Синих Трав? Или это особенность планеты?
Я спросила об этом Иоко.
– Почему луна не становится узкой, как месяц?
Меня понял только Лука. Он кивнул и присоединился к моему вопросу.
– Действительно, почему?
– А зачем она должна становится узкой? – не поняла Эви.
– Здесь все по-другому, не так, как в твоем мире, – принялся объяснять Иоко. – Тут почти всегда полнолуние. Цикл меняется, но очень медленно. Луна бывает ущербной, но короткое время, и не становится узкой, как месяц в вашем мире. Она бывает половинчатой. Тогда и ночи называют половинными.
На этот раз он говорил охотно и подробно. Ему хотелось скрасить длинную дорогу.
– Половинные ночи у нас бывали, когда приходили дожди. – тут же подтвердила Эви. – А до этого мы засевали поля и огороды. Так было раньше, до проклятья. До половинчатой луны сеяли урожай, потом шли дожди и все росло само собой. А когда луна становилась круглой, собирали урожай. Это называлось плодородным годом. Собрав урожай, праздновали новый год. И начинали все сначала.
– Так и было, – согласился Иоко.
– Только сейчас луна что-то очень давно не была половинчатой. Уже очень давно, – добавила Эви.
– Она и не будет такой, потому что Время остановилось и для нее. Ничего не происходит, и сезон дождей не наступал ни разу с тех пор, как Хозяин захватил мир, – пояснил Иоко.
– Понятно, – кивнула я.
– Зато нам сейчас хорошо путешествовать. А в дожди много не походишь – дороги заливают ручьи. Реки разливаются, пахотная земля оказывается под водой – так злаки растут лучше всего. Народ во время дождей отсиживался по домам или путешествовал на лодках. До нашего поместья на горе разлив не доходил, все-таки скала спасала отцовский замок. Но низины, где рос сахарный тростник и лежали поля со злаками, все оказывались под водой, – продолжал рассказывать Иоко.
