– Ты смотри, обрадовалась, стерва, – неожиданно для себя я очень близко воспринял искреннее беспокойство шведки.
Хотя искреннее ли? То-то и оно. Хороших эсэсовок не бывает… Или бывает?
– Нет, не бывает, – вынес я вердикт сам для себя и помчался искать плавсредство.
Надо Джулию на борт поднимать, а боров Урмас покукует до утра. Если доживет, конечно…
Хотя… Нет, «язык» нужен живым. Для местных МГБшников. Убеждай их потом, что не мы напали, а на нас действительно напали. А живой Урмас все с радостью подтвердит. Значит, придется и за ним топать.
Подходящее плавсредство оказалось на яхте. Обычная надувная лодка, но при ближайшем осмотре оказавшаяся непонятно продвинутой. И не резиновой… А моторчик на ней вообще… В общем, трогать его я не решился и похлюпал веслами. Только нос лодчонки ткнулся в берег, в нее влетела Джулия и чуть меня не растерзала. Плакала, смеялась, целовала и успевала еще с пулеметной скоростью тараторить одновременно на русском и итальянском зыках.
Ох и темперамент…
– Да тише ты…
– Как? Как тебя зовут мой рыцарь?! Venite a me, il mio cavaliere…
[10] – Джулия, не дожидаясь ответа, с остервенением впилась мне в губы.
– Ал… Алекса…
– О… Santa Lucia… я хочу тебя Il mio eroe…
[11] возьми меня прямо здесь, мой герой…
– Джулия…
– Я хочу от тебя ребенка… возьми меня замуж…
Я усилием воли завязал в узел свое желание выполнить первую просьбу итальянки, осторожненько взял девушку за плечи и, отодвинув от себя, слегка встряхнул.
– Джулия, нам надо сейчас заняться делами. А потом уже все остальное…
– Si, Alexandro…
[12] – покорно пискнула итальянка и опять прильнула ко мне. – Ты только говори, что надо делать. Для тебя что угодно, мой герой…
Урмас, к счастью, оказался живой, никто на его тушку так и не покусился, и мне он обрадовался, как приходу коммунизма во всем мире. Боялся, что сожрут его, пока я там воюю. Я еле отбил его от фурии, в которую мгновенно превратилась Джулия, и погнал к лодке. Впрочем, мстительная итальянка успела-таки сунуть своим копьецом ему в левую булку… ну… то есть в полупопие, заставив несчастного эстонца отчаянно взвизгнуть и прибавить рыси. Ничего, не помрет.
К судам помчались уже с ветерком, Джулия раскочегарила-таки моторчик, и лодка, неожиданно тихо и оставляя за собой пушистый белый шлейф, полетела к яхте.
Определили Урмаса в кают-компанию шхуны и приковали к столу, а сами вернулись на яхту. Джулия, покопавшись в моторном отсеке, запустила движок, вспыхнул свет, и я тихо выпал в осадок. От всего… Впрочем, сначала об итальянке…
Вот не знаю, сколько ей лет, и спросить как бы неудобно. Судя по тому, что она заканчивает или уже закончила университет и получила докторскую степень, лет двадцать семь – двадцать восемь, если не больше, но выглядела девица едва на восемнадцать.
Иссиня-черные, завивающиеся в мелкие кольца локоны выбивались из-под странной шапки-ушанки, отороченной серебристым мехом и похожей на кожаный летный шлем, да еще с прикрепленными к нему летными очками в оправе из красноватого металла.
Неимоверно чумазое лицо оказалось неожиданно красивым. Огромные карие глаза с пушистыми ресницами, пухлые чувственные карминово-алые губы и неожиданно хулиганистое выражение лица – эдакой старлетки-сорванца.
Фигурка… такая худенькая девчушка, ростом не больше метра пятидесяти. Впрочем, некоторые выпуклости в необходимых местах присутствуют. Во всяком случае, под летной короткой курточкой с опушкой из того же меха, как на шлеме, вполне просматривались узнаваемые грудки, распирающие толстый вязаный свитер под горло.
А щегольские галифе обтягивали небольшой, но очень аппетитный задок и весьма длинные ножки. Хотя каблучки на высоких шнурованных ботинках замшевой кожи немного добавляли им длины.
Даже несмотря на то, что итальянка качественно изгваздалась в грязюке, смотрелась она просто шикарно… даже очень дорого и как-то по-заграничному. Я же на ее фоне выглядел совершеннейшим люмпеном, только вылезшим из помойки. К тому же небритым и с разбитой мордой. Тот урод на шхуне, прежде чем я его прирезал, успел-таки двинуть меня физией об пол.
И яхта… то есть пока кают-компания, ничего больше я рассмотреть не успел… кают-компания была не просто шикарна, она… даже слов не подберу. Все крайне буржуйское.
Очень красивое, прямо светящееся изнутри красноватое дерево на потолке, полу и стенах, всюду причудливо отлитая бронза и резной хрусталь, диванчики, покрытые роскошными полосатыми шкурами невиданных зверюг, и фотографии странных, но с виду неимоверно мощных механизмов, в которых только поверхностно угадываются мотоциклы, самолеты и машины…
А апофеозом моего охренения стало фото Джулии в полный рост, в натуральную величину. Девчонка пребывала в совершеннейшем неглиже, не считая краг, высоких лаковых шнурованных ботинок и летного шлема с очками «консервами». Вся измазанная маслом и тавотом, а в руках здоровенный гаечный ключ. Причинное место прикрывала замасленная тряпочка, кокетливо засунутая за кожаный ремешок на талии. Охренеть, фантазия… но признаюсь, захватывает…
– Тебе нравится, Алекс? – счастливо потупилась итальянка, узрев, что я пялюсь, как придурочный, на фотопортрет. – Это работа Чезаре Пьяцци – самого модного фотографа Терры. Меня на ней выбрали девушкой месяца журнала «Mechanics and Beauty»
[13].
Вдруг итальянка странно посмотрела на меня, отступила на шаг, счастливо взвизгнула и силком усадила на диван. Еще раз отступила, промчалась по кают-компании и дернула какой-то скрытый рычаг. С мелодичным звоном из стены выдвинулся шкафчик. Джулия выхватила из него бутылку, выдрала зубами пробку, взахлеб глотнула рубиновой жидкости, потом всучила бутылку мне в руки…
– Что за?..
– Сделай! Сделай это для меня il mio bel…
[14] – Джулия неожиданно бухнулась на колени и прижалась губами к моей руке.
– Да что за… ну ладно, ладно… только быстро… – смилостивился я, еле выдрав конечность.
Нет… ну чумная девка. Если что, сбегу на палубу, мало ли что у нее в голове. Какие-то они здесь на Терре малахольные.
Джулия опять счастливо взвизгнула, достала из карманчика куртки золотой тюбик кроваво-красной помады, мазнула себя по губам и влепила мне поцелуй в щеку.
– Sei bella
[15]… я тебя люблю, Александро… – не переставая счастливо вопить, она вихрем промчалась по каюте. Выудила из коробки здоровенную, толстую сигару, скусила кончик гильотинкой и сунула мне в губы. Затем щелкнула золотой зажигалкой, дала подкурить, отошла на шаг и критически осмотрела. Помедлила и, неожиданно подскочив, остервенело разодрала мне блузу с майкой на груди. Еще раз отошла, вернулась, но на этот раз ничего драть не стала. Просто раздвинула мне ноги и поставила между ними винтовку.
