Такой кругленький мячик, оставляющий за собой едва заметную полоску дымка.
Грохот, визг осколков, у меня несильно дернуло куртку на рукаве и плече. Порядочно оглушило… Но не помешало дать очередь по стремительно рванувшему в сторону силуэту. Еще одна – и русскоговорящий тип подозрительной наружности грязно-белой кучкой замер на снегу.
Все… аллес капут… Ага… набрал один полное лукошко «языков»… М-да-а…
Все диверсанты оказались мертвы. Последний, которому я раздробил ноги, умер от потери крови, извергнув перед смертью только несколько проклятий на английском языке. Ничего позволяющего идентифицировать их, как и ожидалось, не оказалось. Кроме трех пустых контейнеров ПЗРК, разработки Европейских Штатов. Тоже след… но честно говоря, не бог весть какой. Пусть соответствующие службы разбираются.
Обломки дирижабля уже почти догорели, и мы сунулись туда, попытаться найти клятый кейс…
Глава 25
Дирижабль совершил жесткую посадку на небольшое плато, обрамленное кривыми и острыми камнями, похожими на зубы гигантского доисторического чудовища. А после взрыва его обломки разбросало по всем окрестностям. Но неизвестный вел огонь именно со скал, так что пришлось карабкаться вверх.
Сразу стало ясно, что пассажиры погибли во время посадки – пассажирский модуль смяло в лепешку вместе с людьми.
Я так и не смог понять, сколько их там было. Сплошное месиво, разбавленное обломками. Страшная картина…
Рубка управления сохранилась получше, но полностью обгорела после взрыва. В ней чернел обугленный труп пилота, так и не выпустившего из рук штурвал. Остальной экипаж разбросало вокруг по камням.
Ни в рубке, ни в пассажирском модуле кейса не оказалось. Никто его утащить не мог, так что оставалось надеяться только на то, что кейс вышвырнуло куда-то при падении…
– Сань… сюда… – проорал мне Пашка, стараясь перекричать ветер. Погода стремительно портилась и начинался настоящий ураган.
– Иду… – Я побрел на голос. – Ты где?
Видимость стремительно ухудшалась, приходилось пробираться между обломками почти наугад.
– Да здесь же!.. – Синицын вынырнул из-за сорванного с корпуса двигателя и, схватив меня за ремень, потащил за собой.
В небольшой впадине между скалами лежало скрюченное тело. Это был кто-то из экипажа. Спина его полностью обгорела, но еще кое-где сохранились остатки синего летного комбинезона. Рядом валялся искореженный ПКМА, сорванный с турели.
– Это он стрелял… – Паша осторожно перевернул тело на спину и выматерился…
Перед нами лежала совсем молоденькая девушка. Лицо исказила предсмертная гримаса, но оно не обгорело и еще можно было различить простоватые, но вполне симпатичные черты. Ветер трепал пушистую русую челку…
– Черт. Надо бы похоронить ее… Зверье же растащит… – Синицын стянул себя шлем с подшлемником. – Черт… ей жить да жить…
– Всем бы жить да жить… – я присел и вытащил у нее из нагрудного кармана упакованные в пластиковый чехол документы, мельком просмотрел и спрятал себе в ранец. – Ищи, Паша, долбаный кейс. А она… она поймет нас.
Да… так бывает. Не все воины находят свою могилу. Командование воздаст честь по заслугам… может быть, друзья и боевые товарищи оплачут и справят тризну. А сам солдат может остаться лежать костями на поле боя… Был бы поэтом – сказал бы, что это суровая правда войны. Но я не поэт, поэтому не скажу ничего.
Прикрыл пальцами веки подпрапорщику ВВС РСФСР Никулиной Антонине Мартемьяновне, геройски погибшей при выполнении воинского долга, подержал, пока они не закрылись, и ушел.
Дела у нас… Долбаные дела!..
Кейс нашли, когда ураган разгулялся в полную силу. Нашли совершенно случайно… Я буквально споткнулся об него, когда мы уже совсем отчаялись и собрались убираться куда подальше – ветрюган начал швырять обломки дирижабля как пушинки.
Плоский продолговатый чемодан черного цвета. Тяжелый, как гиря. Абсолютно без маркировки. Похоже, ему сильно досталось, но как ни странно, на поверхности не было ни царапинки. Желания полюбопытствовать, что в нем, у нас не возникло. Мало ли, какую хрень яйцеголовые туда запихнули. Плавали – знаем. Особенно я…
Ну вот… как бы задание выполнено. Честь нам и хвала, с иконостасом орденов на геройскую грудь в придачу. Осталось самая малость – вернуться. А вот с этим намечаются нешуточные проблемы…
Не то что куда-то ехать или идти, стоять на ногах невозможно. Не ураган, а торнадо какое-то… Ползти? Ползти можно, вот только куда, видимость нулевая – темно как в заднице у негра. Это не я сказал – Пашка. Ему видней… я негров только на картинке видел, а задницу своей горничной пока не освоил…
Коллективно докричавшись друг до друга, решили выдвигаться дальше в горы – искать какую-нибудь щель, дыру, пещеру… да по хрен куда, лишь бы забиться и пересидеть этот погодный бардак.
Бардак… Апокалипсис, на хрен. Армагеддон… Рев стоит такой, что собственного голоса не слышно, даже дышать трудно. С ног сбивает, на колени встать и то проблема. Конечности совсем окоченели – холодина пронизывает меховой комбинезон, как батистовую рубашонку. В общем, весело…
Черт… а идти-то надо. И шли эдаким паровозиком, привязавшись друг к дугу и по очереди таща хренов кейс. Тело застыло до такой степени, что хотелось наплевать на все и умереть.
Немного взбодрились, вкатив себе по порции болевого стимулятора из аптечки – но это ненадолго. За все приходится платить.
Куда мы забрались, я даже не представляю, перли наобум, как лоси во время гона, но по какому-то наитию я углядел едва заметную, забитую снегом щель, уходящую куда-то вглубь между скалами. Не иначе боженька помог…
Думать не приходилось, и я, изображая из себя бульдозер, попер напролом, таща за собой Пашку. Узкий извилистый ход неожиданно расширился, а потом плавно перешел в небольшую пещерку. Луч фонаря высветил груду слежавшейся травы, в нос шибануло ядреным звериным запахом…
– Сань… тьфу ты… – Пашка отколупывал с лица ледяную корку. – А куда это нас занесло. Сука… как собаки нассали…
– Они и нассали… – я повел фонариком по пещере и остановил его на еще одном лазе в стене…
Уши резанул утробный вибрирующий рык, в щели замерцали два ярко-зеленых пятнышка.
Пашка вскинул пулемет, и в ту же секунду его с диким ревом сшибло длинное, гибкое, пепельно-пятнистое тело.
Я не нашел ничего умнее, чем двинуть оседлавшую Пашку зверюгу прикладом по горбу, а потом потянул из ножен кинжал, но тут же полетел на пол. Тварь переключилась на меня.
Успел прикрыть горло локтем и, всаживая клинок куда попало, попытался крутнуться, скидывая зверюгу с себя…
Помню только пронзительные нечеловеческие визги, разрывающие уши, и боль, пронзающую все тело. Потом грохот и темнота, окрашенная в кровавые разводы…
