– До третьего перекрестка долго ехать? – поинтересовался Фиан.
– Наверное, несколько часов. Я не уверена, где мы сейчас, поэтому… – Я запнулась. Роно сидел по другую сторону разобранного купола и услышал бы нас только по групповому каналу. Можно говорить о личном, не стесняясь, но я не знала, что сказать, и в конце концов произнесла очевидное: – Ты не обязан этого делать.
– Нет, не обязан. Я сам выбрал, – сказал Фиан.
Мы надолго замолчали. Сани дергались гораздо больше обычного. Но Роно наверняка отличный водитель, поэтому я предположила, что это из-за солнечной бури.
– Что ты собиралась делать? – вдруг спросил Фиан. – Какого хаоса! Как ты думала выкручиваться, когда все порталились на Асгард? Ты же не знала, что «Кассандра-два» пригласит нас, не могла предполагать, что случится событие Кэррингтона. Какое объяснение ты хотела предложить в последний момент?
– Никакого, – отозвалась я. – Я не понимала, что делаю. Я связалась с родителями, они хотели приехать на Землю, встретиться, и… и когда генерал сообщил, что они погибли, я просто не вынесла. Я жила в воображаемом мире, и никто больше ничего не знал. К тому времени даже Плейдон поверил, будто я нормал. Я думала, мои родители все еще живы. Что я могу порталиться в Асгард. Что мы с тобой можем…
Я замолчала, задохнувшись от боли. Мы с Фианом больше ничего не можем.
– Ты бы шагнула в портал?
– Да.
– Но… это же безумие! Ты бы умерла за несколько минут, если бы только кто-нибудь не сообразил, что происходит, и не отправил тебя обратно.
– Было бы еще хуже, – сердито ответила я. – У портальных сетей есть списки генетических кодов преступников, которым не разрешено покидать планету. На Земле та же система используется еще и для инвалидов, чтобы не дать нам натворить глупостей. Шагни я во внеземной портал, он бы меня просканировал, увидел, что мне доступ запрещен, и закрылся, включив сигнал тревоги. Меня бы арестовали. А потом, разобравшись, что я сумасшедший примат, а не преступник, засунули бы в специальную клинику, проходить обязательное психологическое лечение.
– Это все-таки лучше, чем умереть, – заметил Фиан.
– Кому как. – Я вздохнула. – Я ненавижу психологов. Моим единственным шансом было бы убедить Кэндис вытащить меня оттуда, а в сложившихся обстоятельствах это вряд ли бы удалось.
– Ты действительно в это верила. – Фиан не спрашивал. Он, казалось, говорит сам с собой, размышляет вслух. – Тот первый вечер, когда мы пили вино и смотрели дурацкие сериалы. Я был уверен, что нравлюсь тебе. Уверен, что ты чувствуешь то же, что и я, но на следующее утро ты оказалась холоднее льда. Я не мог понять, что сделал не так.
– Я не могла позволить нам сблизиться, – объяснила я. – Я врала тебе. Ты человек, а я обезьяна. Я знала, что, выяснив правду, ты меня возненавидишь.
– После этого ты меня близко не подпускала, пока внезапно не изменилась через несколько дней после церемонии чествования. Вдруг стала очень счастливой, летала, а не ходила, и начала мне улыбаться. Все так здорово складывалось, я поверить не мог своему счастью, думал…
Он прервался на середине фразы, а я не рискнула ответить. Мое лицо надежно скрывал шлем, но голос выдал бы меня. Я жила в чудесном, волшебном сне, но теперь проснулась, и явь оказалась мрачной.
Несколько минут мы оба молчали, потом Фиан заговорил снова:
– Ты ушла в воображаемый мир и оставалась там, пока не услышала в новостях про военных?
– Да, – подтвердила я. – Когда я пыталась вспомнить, где же Кеон, моя голова не хотела об этом думать, но я заставила себя и вдруг… Казалось, я схожу с ума, будто живу сразу в нескольких реальностях. Вымысел противоречил тому, что я знаю о своей настоящей военной семье. Мой брат намного старше Кеона, у меня есть еще и сестра, и потом… потом я вспомнила, как генерал сказал мне, что родители…
Фиан ответил не сразу:
– Невероятно. Ты казалась такой сильной, такой уверенной, будто тебе никто не нужен – ни я, ни кто-то другой, но у тебя, как и у остальных, есть свой предел. – Внезапно он сменил тон на деловой: – Значит, нам надо решить, что делать дальше.
– Я думала об этом и уже решила. Уйду с курса. Весь раскоп слышал, что мы помолвлены, значит, об этом ребята точно узнают, но для тебя лучше, если никто не обнаружит, что я обезьяна.
– Перестань называть себя так!
– Я вонючая обезьяна, уродский неандер, тупой выродок, – зло выплюнула я. – Неважно, как меня назовут, но для тебя будет лучше, если одногруппники об этом не узнают. План такой: мы возвращаемся, я в кои-то веки говорю всем правду – что моих родителей убили, – после чего пакую вещички и исчезаю. Все решат, что я рванула в Каппу. Я не возвращаюсь, и ты придумываешь какую-нибудь легенду. Притворись, что я умерла, а что именно случилось – военная тайна; или что я завербовалась в армию и пошла в академию.
– А на самом деле?
– Про-мама, наверное, сможет устроить мне перевод на курс университета Земли. На литературу или что-нибудь в этом духе, где на меня никто не наткнется.
– Но ты же любишь историю! – не понял Фиан. – У тебя глаза загораются, когда ты говоришь… Так притворяться никто не может.
– Мне нельзя на другой курс доистории, – объяснила я. – На раскопе Нью-Йорка я привлекла к себе слишком много внимания. Кто-нибудь обязательно узнает во мне девчонку из «Асгарда-шесть».
– С курса ты не уйдешь, – заявил Фиан.
Я мотнула головой:
– Я не могу вернуться и продолжать врать. Просто не выдержу больше, да и не получится. Даже если сама не запутаюсь, все равно как-нибудь выяснится, что я инвалид. Чистая случайность, что я до сих пор не встретила кого-нибудь, кто узнал бы меня как инвалида по Периферии Нью-Йорка или другим раскопам. Подозреваю, помогла смена фамилии во время церемонии чествования, но летать – значило напрашиваться на разоблачение.
– Почему? Чем это плохо?
– Фиан, ты вообще понимаешь, как мало здесь пилотов? Когда я семь месяцев назад работала на Периферии, на оба нью-йоркских раскопа был всего один профессиональный пилот. Наверное, среди всех археологов здесь найдется еще два-три любителя, которые могут помочь в случае чего. Профессиональный пилот собирался в отставку и проводил полное обновление карты Периферии перед уходом. Я уговорила его заодно обучить меня.
Я покачала головой:
– Сам подумай. Командный центр до сих пор не нашел ему замену и теперь еще больше обычного заинтересован в пилотах-любителях. Кто-нибудь или проверит мою историю полетов, или просто упомянет мое имя на Периферии. И знаешь что? Там никогда не слышали о девчонке из военных Джарре Телл Моррат. Единственная лицензия пилота, выданная на Периферии за последние три года, получена девушкой-инвалидом, которую, по странному совпадению, тоже звали Джаррой. После чего им хватит пары секунд, чтобы сообразить, в чем дело.
