– Венедикт Платонович патологически беззлобен.
– О нет! Я гневлив, – не согласился супруг, – но у меня отвратительная память на бытовые ситуации. Все, что связано с наукой, я никогда не забуду. А бытовая ерунда вмиг вылетает из головы. Лариса по доброте душевной держит меня за смиренное существо. А на самом деле это отсутствие способности хранить в кладовой мозга всякую чепуху. Мою диссертацию зарубили из-за идеи вируса гениальности. Я весьма старательно пытался доказать, что, получив одну болезнь, переболев ею, можно стать писателем, художником, музыкантом. Одновременно я на защите еще сообщил, что, по моему мнению, психиатрические заболевания имеют вирусное происхождение. Как и настроение. Вы замечали, что в присутствии веселых людей сами начинаете улыбаться? А в компании нытиков, зануд, недовольных всем, что их окружает, вам становится некомфортно?
– Общаться приятнее с теми, у кого все в жизни хорошо, – согласилась я.
– Так вот, сумасшествие, как и настроение, заразно, – голосом, в котором не было ни капли сомнения, возвестил Семипалатин, – я мог это доказать. Собрал обширный материал. Но для тех лет моя идея оказалась слишком революционной. Мир науки тогда был не готов к резким переменам. Стоячее болото. А резвый Веня запустил в него грабли и ну ими болтать. Конечно, я получил по шапке.
– Ты забыл, как Сергей на тебя налетел? – скривилась Лариса. – Написал в партком телегу об антикоммунистическом подходе к исследованиям?
Она встала.
– На Ученом совете скандал тогда вышел. Работу мужа зарубили. Кирпичников палец о палец не ударил, чтобы Вене помочь. И Штильман подпел, вторым голосом вторил тем, кто громил Венедикта. Все, кого супруг считал друзьями, оказались предателями! Сейчас мы не пьем чай с Кирпичниковым и Штильманом. Вам для сведения: с Сергеем муж никогда вместе не работал. Тот очень приземлен, нацелен только на деньги. Кирпичников один раз объяснил: «Почему я в психиатрию пошел? Представьте, случилась война. Кому тогда стоматологи, гинекологи, не говоря уже о диетологах, нужны будут? Рожать мало кто захочет, про зубы народ забудет. О правильном питании я вообще молчу. А вот с душевнобольным родственником даже после атомного взрыва к доктору потопают. Я всегда востребован буду. И с деньгами!» Венедикт и Лазарь Штильман другие. Для них главное наука. Одно время они вместе работали. Несколько статей совместно написали. Но, к сожалению, Лазарь увлекся потом идеей вируса беременности. Вот уж бредятина!
– Милая, – произнес Семипалатин вежливо, но таким тоном, что супруга сразу сникла.
– Думаю, нашей гостье, у которой очень важная работа, не интересны дела давно минувших дней, – договорил муж, – если хотите знать мое мнение о причине гибели Афанасия, то это очень похоже на болезнь Каравани. Но я имею в распоряжении только анализы крови. Они сделаны не мной, поэтому я не уверен в их точности. Возможно, при их взятии допустили неаккуратность. Итог: если считать, что исследования проведены корректно, то семьдесят процентов за то, что мы имеем вирус Каравани. А тридцать… Трудно сказать что. Повторяю: очень похоже на Каравани, но картина нечеткая. Честно говоря, никогда такой не видел. Смахивает на жертву ужасного развлечения: таблеточной вечеринки.
Глава 16
Сев в машину, я немедленно позвонила Розе Леопольдовне.
– Как Киса?
– Без вашего разрешения я отвела девочку в отвратительную харчевню, где торгуют котлетами с аккомпанементом из булок, – отрапортовала няня. – Я, как и вы, являюсь противницей фастфуда, да еще такого! Но…
– Киса его обожает, – вздохнула я, – вы правильно поступили. После стресса, который испытала малышка, надо ее развлечь.
– Потом мы купили коробку с пазлом, – продолжала Краузе, – Кисуля решила собрать картинку, там, между прочим, больше тысячи крохотных кусочков, и подарить ее вам. Киса надеется, что вы повесите ее работу в спальне.
– Непременно, – пообещала я.
– Ох! Только вы ничего пока не знаете, – спохватилась Роза Леопольдовна, – это секрет.
– Не волнуйтесь, он уже умер, – заверила я, – я кладбище чужих тайн.
– Сейчас мы в парке, на карусели, Киса катается на динозавре, – уточнила Краузе.
Я стала размышлять вслух:
– Наверное, не стоит ей завтра на занятия ходить. Пусть неделю дома посидит.
– Семь дней? – воскликнула Краузе. – По какой причине? Малышка здорова.
Реакция няни меня удивила, но я спокойно объяснила:
– Умер мальчик. В гимназии только о его смерти разговаривать будут. Мне очень жаль ребенка, я готова, если нужно, оказать любую помощь его родителям. Но Кисуля сегодня испытала шок. Не хочу, чтобы она еще раз его пережила, и на похороны девочку не пущу.
– Но… – заикнулась Краузе.
Я не дала ей продолжить.
– Думайте, что хотите, считайте меня бездушной, черствой, но вид гроба с покойником даже на взрослого человека, который давно знает, что смерть неизбежна, производит тяжелое впечатление. А уж малышке участие в скорбной процедуре…
– Лампа, дорогая, все не так, как вы думаете, – затараторила няня. – Кисуля абсолютно успокоилась. Сейчас она счастлива!
– Хорошо бы так, – вздохнула я.
– Витя не умер.
– Мальчик жив? – обрадовалась я.
– Нет, он умер!
Я сделала глубокий вдох.
– Роза, ребенок жив?
– Который?
– Витя!
– Скончался.
– Тогда почему секунду назад вы заявили, что он не умер.
– Так это правда. Никто не ушел на тот свет.
Я покрепче вцепилась в руль.
– Роза, отвечайте на мои вопросы только «да» или «нет». Витя болен?
– Да.
– Он в клинике?
– Нет!
– А где? Дома?
– Нет!
Я притормозила на светофоре и схватила бутылку с водой. Очень трудно в некоторых ситуациях сохранять спокойствие.
– Роза, если малыш в плохом состоянии, он должен быть или в медучреждении, или в собственной детской.
– Нет!
– Вы со мной не согласны? – удивилась я.
– Вы просили говорить «да» и «нет», – напомнила Краузе.
– Скажите, как хотите сами.
– В нормальной ситуации, конечно, была бы палата или постель дома. Но с Витей другая история.
– Господи! Он жив?
– Нет!
– Умер?
– И да, и нет!
– В коме?
– Нет.
– Что случилось? – заорала я. – Объясните, наконец.
– Только не нервничайте, – затараторила Краузе, – все прекрасно. Замечательно. Хорошая погода. Солнце светит! Я отправлю вам текст, изучите его и все поймете.
