Слушательнице:
- Постарайтесь, пожалуйста, в свою зачетную книжку побольше пятерок получать... Хорошо?!
Дорогие мои! Есть особая группа переживших клиническую смерть. Когда думаю о них - каждый раз такая боль!
Мы все время от времени страдаем. Согласны? Сегодня радуемся, завтра страдаем, потом опять радуемся. Это - процесс. Это - движение жизни. И если мы помним, что все течет, то сегодняшнее несчастье окажется не таким уж страшным, не таким злостным и неразрешимым. Потому что завтра будет иначе.
А кто такой самоубийца? Это тот, кто свое крошечное сиюминутное страдание раздувает до размера трагедии, мировой катастрофы. И если, не дай Бог, он осуществляет свое намерение...
Он почему руки на себя накладывает? Потому что думает, что там ему будет лучше. Он мечтает попасть туда, где нет боли, а есть одно сплошное блаженство.
А ничего подобного!
Мы опрашивали неудачных самоубийц, которых успели откачать. Те из них, кто пережил состояние клинической смерти, потом смерти боятся, как черт ладана, потому что они-то знают, что их ждет!
Знаете, почему? Потому что все их страдания при жизни - только капля, ничто по сравнению с тем, что они испытали там.
Оказывается, там самоубийцу ждет страшнейшее из наказаний: его мучения умножаются на бесконечность. И эта бесконечная боль, этот бесконечный ужас никогда не заканчиваются! Это за то, что он посягнул на самое святое, что было ему дано, - на жизнь!
Недаром во всех религиях самоубийство считается величайшим из грехов.
Дорогие мои! Не дано нам с вами право отказываться от жизни, которую дал нам Господь, Природа, Высший Разум - называйте, как хотите. Дал как величайший подарок, как благодать, как школу. А есть только право и обязанность учиться. Учиться тому, как усилием своего духа создавать, творить, выращивать в себе добро и радость, удаляясь от зла и страданий.
Вот представьте: двести миллионов человек должны погибнуть, и только одному дается право жить! И должен быть отобран лучший из лучших. Все эти двести миллионов отдают свое право на жизнь тому лучшему, самому сильному, самому совершенному, самому стойкому. Тому, который исполнит мечту всех. И знайте, что этот один - вы!
Потому что в одном выбросе спермы, оплодотворившем яйцеклетку, из которой вы вылупились на свет, содержится именно столько сперматозоидов.
Каждый из них нес в себе потенциальную жизнь, каждый мог развиться и превратиться в человека. Но это счастье досталось вам. Вы - избранный! И каждый из нас, живущих, является единственным из многих миллиардов, заслуживших право Быть.
Так будьте же достойны этой наивысшей награды - Жизни!
Теперь понимаете, почему перед вами я тут, как макака, прыгаю, чтоб хоть в чем-то быть вам полезным?
Чтоб вы в «зачетной книжке» моего духа поставили хоть плюс, хоть троечку - «удов.». Чтобы я мог показать, когда туда приду: «Вот. Ну, пожалуйста, примите меня и отправьте дальше на учебу! Очень прошу! Я так старался! Я так старался! Ну-у, пожа-а-луйста!»
Стимул, или Палка для осла
Но если смерть отсутствует, если нам всем встречаться там, у экзаменационой комиссии.
Давайте так. Для чего существует зло? Для чего существует тьма? Для чего существует боль?
А что бы мы делали, если б не было зла? В этом сплошном добре мы бы давно уже умерли, потому что некуда стремиться. Тогда вообще ничего делать не нужно. Нечего тогда человеку делать на этой Земле.
Как бы мы различали свет, если б не было тьмы?
Если летите в мути облаков, начинаются глюки - тоже теряете ориентацию. Когда нет зла, ориентация теряется. Между злом и добром есть точка, на которой вы стоите и смотрите, куда идти.
Куда бы вы двигались, если б не стимул боли?
Кстати, знаете, что такое «стимул»? По-моему, - это остроконечная палка, которой били по попе упрямого осла, чтобы сдвинуть его с места. Намек поняли?
Ну, хорошо. Сейчас вы работаете душой, и я обязан отвечать тем же. Расскажу вам о своих обидах.
Где бы я сейчас был, если б не те люди, которые истязали меня в армии? За что? Не знаю.
За то, что не пил с ними бормотуху? Но если их убрать из моей жизни, я бы стал специалистом в другой области. До армии был художником, специалистом по настенной росписи.
Их было девять человек на меня одного.
До сих пор помню: лежу на цементном полу, кирзовые сапоги летят прямо в лицо. Сплошная боль и гудение в голове. Ночью не могу двинуться, тело ватное, все болит. Потом они вернулись, и все началось сначала.
И так ежедневно по нескольку раз.
Каждый раз пытался отвечать ударом на удар, а это их еще больше злило, и перевес силы был на их стороне.
В конце концов выбросили с третьего этажа. Я-то не почувствовал, как они к ногам незаметно привязали трос. Когда втащили обратно, мой дух был уже сломлен.
Потом поставили на ноги. Самый маленький, мерзкий, как шакал, размером с гнома, сказал:
- Дерись со мной! Один на один.
Он меня колотил, а я стоял и терпел. Потому что я боялся.
Они мне не только отбили почки и другие органы. Они искалечили мой дух. Они меня растоптали как мужчину. Я стал трусом. Как вы думаете, можно такое простить?!
Внешнее страдание тела было просто царапиной в сравнении с глубоким надрывом духа.
Если бы вы знали, сколько лет и сколько труда ушло на то, чтобы реабилитироваться перед самим собой!
Из армии меня комиссовали как инвалида. Пришел домой сломленный, растоптанный, уничтоженный.
И вдобавок еще эти поганые болезни. Когда окончательно понял, что времени почти не осталось, решил хотя бы отомстить.
Родителям сказал: «Уезжаю в город, поближе к больнице». А на самом деле поехал учиться драться.
Поехал в город, снял небольшой домик за сорок пять рублей. Записался в разные секции карате. Стал заниматься рукопашным боем. Свой маленький дворик превратил в спортзал. Тренировки, тренировки, тренировки. И во время этих самоистязаний постоянно перед глазами стояли морды моих палачей.
Я бил не груши и макивари, то есть бревна, а колотил каждого из них по очереди. Научился ломать до семи кирпичей разом. Ломал не кирпичи, а кости этих подонков. Занимался все свободное время между лечением и зарабатыванием на жизнь.
Познакомился с соседом, он оказался мастером спорта по боксу. Попросил его: «Потренируй меня и поколоти хорошенько». Хотел получить иммунитет к предстоящим ударам. Через несколько тренировок он сказал:
- Ты натуральный псих! Ты дерешься по-настоящему! Я не санитар из психбольницы!
Через год и два месяца понял, что дальше тянуть нельзя. Время, отпущенное мне врачами, уже прошло, а я все еще был жив. И болезнь не то чтобы отступила, но состояние не ухудшалось.
