Дрожа, как от холода, я вошел внутрь.
Михаил
Что-то между ними произошло, какое-то бессловесное объяснение, при котором я присутствовал в качестве непосвященного. От всего этого у меня вдруг заныла и задергалась рана на плече, да, нужно было перевязать еще вчера…
Зойку я нашел возле штабного фургона. Еще стояли по обочинам военные грузовики, а с десяток гардемаринов толпились, не соблюдая ни строя, ни воинской дисциплины, у откидного трапа, ведущего в наш фургон, и я уже понял, кого там увижу. Впрочем, в количестве я ошибся: не только Зойка сидела там, но и очнувшаяся от тяжкого забытья Мумине, а также крепенькая такая девушка с темной короткой стрижкой и в боевом переднике – Матильда. Ими тремя и восхищаются гардемарины.
С трудом проложив себе путь, я сказал Зойке: «Пойдем, перевяжешь,» – и, не дожидаясь ответа, вошел в фургон. Здесь было темно. Гудел кондиционер. На рундуках лежали, укрывшись с головой, двое – из тех, кто участвовал в штурме. Я тихо вытащил из-под стола санитарный ящик, достал зеленый перевязочный пакет и йод. Попытался стянуть рубашку. Как ни смешно, не получилось. Подошла Зойка, помогла. Потом она разрезала бинт, коротким движением отняла от раны повязку. Было очень больно. До мелькания звездочек. Она что-то делала, я не понимал. Я вернулся, только когда она стала обкручивать мне руку бинтом.
– Пойдем куда-нибудь, – сказал я. – Надо поговорить.
– Да подожди…
– Пойдем.
Я уже не мог выносить запах собственной старой крови.
Гардемарины пропустили нас беззвучно. Должно быть, подумали, что я один из раненых при штурме школы. Хотя… в определенной мере так и есть. Мы отошли к тому месту, где был школьный забор.
– Зойка, – сказал я. – Это все фигня, ты же понимаешь.
Она кивнула.
– Выходи за меня замуж.
– Сейчас?
– Сегодня.
– А…
– Этой ночью начнется конец света.
– Понятно…
– Не веришь?
– Верю. Вот в это – верю вполне.
– Так ты согласна?
– Ну… если ты меня берешь…
– Согласна?
– Да… Да, Мишка. Я… да. Я согласна. Но как же?..
– Найдем. Придумаем. Уговорим.
Мадам Дальон отозвалась не сразу.
– Мама? У тебя все хорошо? Ничего не случилось? А почему трубку не берешь? А-а. Нет, я в полном порядке. Слушай, у меня для тебя новость. Я выхожу замуж. За Мишку, конечно. Да. Нет, еще не решили, но я позвоню, так что будь готова. Как – когда? Сегодня, конечно. Ближе к вечеру. Пока! – Зойка сложила телефон и пожала плечами: – Вот и все. А казалось – так страшно…
И мы пошли обратно. Отец и дед (ничуть не старше, оно и понятно) так и сидят за военно-полевым дастарханом. Дед ест хлеб: макает кусочки в сметану и отправляет в рот.
– Родичи, – сказал я. – Только что мадемуазель Дальон приняла мое предложение руки и сердца. Мы приглашаем вас на свадьбу, которая состоится сегодня – еще не знаем где. Если вам это не поперек души – благословите нас… – я опускаюсь на колени, и Зойка опускается рядом, и я чувствую, что она меня поддерживает. – Вы сочиняли нас, – я посмотрел на деда, – и теперь уже не переделать, поэтому… – но нить рассуждений, казавшаяся длинной, вдруг зацепилась и порвалась без каких-то сожалений с моей стороны.
Дед встал. Перевязанная его рука тряслась. И отец встал. Он был выше деда на полголовы и вдвое шире в плечах, но тот брал осанкой. Они переглянулись, и ясно было, что оба растеряны донельзя. Они просто не знали, что надлежит делать в таких случаях.
– Будьте счастливы, – сказал наконец отец. – Благословляю…
– Благословляю, – прошептал дед. Вдруг он повернулся и выставил в небеса фигу. – Вы поняли? Вы поняли, падлы?! Не вышло по-вашему!.. – и закашлялся, затрясся, отец приобнял его за плечо, и стало ясно, что дед плачет.
Зойка, хоть ничего и не знала еще – не знала даже, что это за родич у меня внезапно отыскался, – вдруг тоже шмыгнула. И я понял, что зареву сейчас сам, вот возьму и зареву, хоть это и стыдно, и просто нельзя…
Сзади подъехала и остановилась машина. Хлопнула сдвоенно дверь. Я оглянулся. Это было нормальное городское такси, и из него бешено вырывались, зацепившись чем-то за что-то внутри, Вероника и Сонечка: одна справа, вторая слева. Они были сейчас невероятно похожи.
Отец уже присел на корточки рядом с ними, твердой решительной рукой устраняя препятствия, мешающие ему воссоединиться с семьей. Таксист попытался было возражать, но для смирения нрава ему хватило одного взгляда на оппонента.
– Игорь! – кричала Вероника. – Ты же жив! С тобой же все в порядке! Ты – жив!
– Ну да! – кричал отец в ответ. – Что, что случилось? Как ты здесь оказалась? Почему – обе?!
– Моя провинность, – сказал дед. – Пойду объясню…
Такси, вывалив на траву маленький чемодан, уехало, забросав нас камешками с обочины.
– Простите, – сказал дед. – Это я звонил. И телеграмму посылал тоже я.
Все развернулись в его сторону.
– З-зачем?.. – Вероника задохнулась.
– Иначе вас могли бы не посадить на самолет. Наверное, томский аэропорт переполнен?
Она нахмурилась. Посмотрела на Сонечку. Та пожала плечами. Такой мелочи они не помнили.
– Да… кажется…
– Еще раз простите, что заставил вас так переживать, – сказал дед. – Но в нынешних обстоятельствах нам всем лучше быть вместе.
– Я… да… а вы кто? – Веронка интенсивно смотрела на него, пытаясь узнать. – Я же вас где-то видела…
– Это ты меня видела, – сказал отец. – Еще до того, как я морду разбил. Познакомься: мой отец. Зден Рышардович.
– Вероника… можно Вера. Ой, как вы молодо выглядите…
Зден
Этот день, последнй день мира, тянулся бесконечно. Солнце никак не хотело опускаться, стрелки часов замерли. Небо, затянутое вечерней дымкой, было цвета светлой начищенной бронзы, и на его фоне совершенно сказочно чернел силуэт города: дворцы, минареты, островерхие крыши, исполинские деревья… Небо было таким из-за недавних взрывов в Рангуне и Томске, но вспоминать об этом нехотелось.
Молодых обвенчали в маленькой и очень красивой Святомихайловской церкви, стоящей на самом берегу бухты. Батюшку, уже запиравшего ворота, ошеломило появление нашей шумной и пестрой компании, где все мужчины имели боевые отметины и открыто носили оружие, а женщины… да что там говорить – наши женщины были просто великолепны. И вопреки всем и всяческим церковным и светским правилам, уступая горячим мольбам как самих молодых, так и родителей, батюка ворота отпер и обряд произвел…
