– Долго жить будешь, – сказал я Сереге, когда он вошел.
– Вспоминали уже?
– Вспоминали. Ну, что? Все в порядке?
– Да, осталось только маячки и сирены пришабашить.
– Ну, это в багаже.
– Знаю.
– Слушай, Сережа. «Зоннабенд» ты брал?
– Я брал. А что?
– Я его гробанул вчистую. Уже на свалку увезли.
– Ну, Пан! – Серега с уважением посмотрел на меня. – Ты и силен! Не напасешься на тебя…
– Держи, – я подал ему копию заключения дорожной полиции об аварии не по вине водителя. – Пусть оформят списание и дадут подмену.
– Ладно, – сказал Серега. – Я хоть переоденусь…
В дверях он притиснул выходящую Валечку. Валечка хихикнула и тут же повисла на мне.
– Пан, как тебе наши красавцы, – спросила она, жмурясь. – Неужели за таких мальчиков тебе жалко поцелуя, Пан?
– Мне для тебя ничего не жалко… никогда… и ничего… о-о-о… – я изобразил последний вздох. Валечка отхлынула, глаза у нее были пьяные. Все, спать, спать, – погнал я ее. – До обеда – даже не просыпаться. Нужна будет твоя снайперская точность. Поняла?
– Будем вставлять им проволоку?
– Да, и потому…
– Поняла, поняла. Я уже паинька. Так можно? – она потупилась, сложила ручки на животике и ножкой заковыряла пол.
– Так можно. Беги.
Из коттеджа напротив вышел Командор, осмотрелся – будто бы любовался пейзажем. Увидел Валечку, пошел ей навстречу. О чем-то спросил, кивнул, так же неторопливо продолжил путь.
– Какой будет объект? – деловито спросил Панин.
– Скажу – нэ повэриш, дарагой, – я достал из кармана пачку открыток с видами Москвы, нашел нужную, протянул ему.
– Ни хрена себе… – протянул Панин. – По крупной играем…
– По крупной, – согласился я.
Вошел Командор. Свежий, как майская роза. Не представляю, как нужно укатать Командора, чтобы чуть-чуть помять ему морду. Даже небритый, он выглядит элегантно, как мушкетер на балу.
– Телевизор не смотрели? – с порога спросил он. – Зря. Интереснейшие вещи творятся. Побоище в редакции «Садового кольца». Шесть человек убито. Потом – перестрелка с патрулем, ранено два солдата. А?
– Имена убитых не говорили?
– Нет, а что?
– Надо как-нибудь узнать. Валерий Кононыхин, обозреватель.
– Прямо сейчас?
– Как получится. Когда это было?
– В шесть тридцать. Обещали подробности в дневном выпуске.
– Поздновато… Гривенник у тебя есть?
– У меня есть, – сказал Панин.
Я набрал номер Кристы. После дюжины звонков она сняла трубку.
– Да?
– Доброе утро, Криста. Это я, Игорь.
– Ты? Разве ты еще не здесь? Вот здорово, а кто же тогда спит с Анни?
– Понятия не имею.
– Подожди, сейчас посмотрю…
– Ради всего святого, Криста! Пусть их спят. Посмотри лучше, нет ли где под столами Валерия, из газеты.
– Нет, он ушел ночью, это точно.
– А как мне его найти?
– Позвони в редакцию, он оттуда почти не вылазит.
– Я, наверное, неправильно записал телефон…
– Да? Знаешь что, мне лень искать телефонную книжку, а в памяти аппарата его номер есть – давай, я ему позвоню и скажу, что нужно. Что именно?
– Мы должны были встретиться сегодня – пусть уточнит время и место.
– Понятно. Перезвони мне минут через десять.
– Спасибо, Криста.
– Да что ты, не за что. Зря ты так рано сбежал…
Я дал отбой и по бесплатному номеру позвонил в полицейский участок. Представился, назвал обстоятельства. Да, да, сказал приятный женский голос, к сожалению, результатов пока нет, по этому же делу работает бригада крипо, следователь хотел бы побеседовать с вами, позвоните ему, пожалуйста, номер такой-то…
Так. Ответ, можно сказать, есть. Теперь крипо…
Трубку взяли с полузвонка.
– Следователь Зайферт слушает, – голос звонкий, четкий.
– Инженер Валинецкий. Как я понимаю, по делу…
– Да. Не нужно по телефону. Давайте встретимся и поговорим.
– Давайте. Где?
– Тот полицейский участок, где вы были ночью, подойдет?
– Вполне.
– Тогда там, скажем, в одиннадцать часов.
– Хорошо.
Я повесил трубку, посмотрел на часы. Через пять минут позвонить Кристе…
– Так что произошло, Пан? – спросил Командор.
Я начал рассказывать.
Год 1961. Зден
31.08.1961 г. Около 14 час.
База «Саян».
Я в этой жизни тонул дважды. Второй раз уже взрослым, и это почти не запомнилось. Не рассчитал силы, вот и все. Началась судорога. Сообразил, как можно отдохнуть… В общем, проза. Зато мой первый раз запомнился мне навсегда. Дед решил научить меня плавать. Для этого он отвез меня в лодке на середину своего пруда (дед был мельником) и бросил за борт. И я послушно пошел на дно. Был солнечный день, вода в пруду, вся пронизанная лучами, скорее напоминала воздух на кухне в момент большой выпечки пирогов и булок. Дно пруда, песчаное, галечное, очень чистое, надвинулось быстро, и я встал на него и оттолкнулся… Днище лодки казалось черным островом посреди зеркального моря. Я устремился к острову и ударился головой. Толстые рыбы подплывали ко мне и с интересом смотрели в лицо. И что-то еще происходило: трубили трубы, зеркало изнанки воды вдруг изогнулось, я будто бы смотрел в глубокие недра граммофонной воронки… А потом вышло, что я лежу в траве на боку, и толстая гусеница медленно ползет, изгибаясь крутой аркой. Ничего важнее этого не существовало…
Дед сидел надо мной. Белые его усы висели вниз, и с них стекала вода.
Я помнил что-то огромное, что-то неимоверно важное, но не было ни слов, ни образов, чтобы это описать.
Но много дней потом и я, и дед ходили очень задумчивые…
Почему-то сейчас я все это вспомнил. И показалось даже, что вспомнил именно то важное… или пережил заново…
…Наши минометчики сумели все же подавить пристрелянные минометы базы, из которых нас так отделали вначале. Через несколько проломов в стене (в том числе и через мой) егеря ворвались на территорию. Лишь шесть трупов врагов были найдены, и осмотр их не дал ничего: отсутствовали обязательные для десантников Рейха татуировки с группой крови, стальные браслеты, медальоны. Смешно уже и говорить о документах…
