За всеми этими воспоминаниями я едва не проскочил глатц. Я и не понял бы, что это глатц, если бы не пустота вокруг странного здания: плоской коробки из серого бетона с окнами-щелями под самой крышей – и ампирным фасадом. Вокруг было огромное множество людей, всем было плохо под открытым небом – но никто даже не смотрел в сторону этого дома… так уж они брезговали гемами… Ну да, начать выгонять гемов из-под крыши значит, по самые уши искупаться в том презрении, которое гемы питают к «плаве». Поэтому плава, то есть не-гемы, то есть так называемые «нормальные люди», просто вынуждены делать вид, что непреодолимо брезгуют гемами… Даже передо мной расступались и отворачивались, если я подходил близко – а ведь я по внешности был «высоким гемом», то есть гемом не из глатца, гемом, имеющим работу, семью, квартиру… гражданином, слегка съехавшим на учении мудреца Урси. Итак, я подошел к фасаду – он был фальшив до омерзения – и поднялся на крыльцо.
За дверью меня встретил полумрак, прохлада с привкусом подвальной сырости, и сложная гамма запахов. Изнутри здание выглядело еще страннее, чем снаружи. Войдя, я оказался на узком, меньше метра шириной, карнизе, который по периметру опоясывал все помещение – недостроенный плавательный бассейн, догадался я… большой, однако, бассейн… Внизу, на трехметровой глубине, был глиняный пол, изрытый окопчиками, земляночками и прочими щелями – собственно глатц. Карниз с полом сообщались где лестницами, где просто широкими досками. На глатце было около сотни гемов – лежали, сидели, искались, что-то шили, вязали, занимались мелким ведьмачеством: так, прямо подо мной лохматая девочка деятельно мастурбировала, уставясь в качающееся на нитке круглое зеркальце; многие курили травку, и сладковатый запах дыма оттенял все прочие ароматы глатца. Я прислонил велосипед к стене и пошел по карнизу влево – мне показалось, что там дальше есть незанятые места. Так и вышло. По третьей по счету лестнице я спустился и, перешагнув через спящую парочку, расположился на треугольнике примерно два на три метра, не помеченным ничьим присутствием. Я положил сумку под голову, разулся и лег. На всей земле не было для меня более спокойного места.
Может быть, я даже уснул. По крайней мере, когда я смог поднести к глазам часы, прошло уже сорок минут, а я совершенно не помнил ничего – ни мыслей, ни ощущений… нет, ощущение было, одно, то же, что и год назад, при остановке сердца: тело воздушно, ничем не привязано к земле и может лететь куда угодно… тогда я так никуда и не улетел, но ощущение – очень приятное – осталось… Сорок минут я был беспомощен, как младенец – но даже сейчас, задним числом, меня это не испугало.
Кто-то подошел и встал рядом. Я открыл глаза.
– Я тебя не знаю, – сказал подошедший. Это был, наверное, один из столбов вонючки: невысокий, но очень тяжелый парень лет тридцати, из коротких рукавов железного абвера торчат руки толщиной с мою ногу.
– Я тоже.
– Вообще я тут знаю всех, а тебя нет.
– Я недавно пришел.
– Хавла не принес?
– Нет.
– Зря.
– Плевать.
– Тут ты прав. Покурить хочешь?
– Да. Карузо есть?
– Ты его знаешь?
– Я никого не знаю.
– Значит, покурить. Какую: сизую, желтую?
– Черную.
– А еще что?
– Десять путешествий.
– Ого! А рвань у тебя есть?
– На это хватит.
– Ты же отплывешь с десяти доз.
– Ты пришел заботиться о моем здоровье?
– Тоже верно. Ладно, жди.
Он ушел. Мне надоело лежать, и я сел по-турецки. И тут же почувствовал на себе чей-то взгляд. Мощный, почти обжигающий взгляд. Я обернулся. На меня в упор смотрел парень… что-то знакомое мелькнуло в лице…
– Точно. Это ты, – сказал он.
– Это я… – начал я и вспомнил: – Терс?
– Терс, – кивнул он. – И Таня здесь. Она манила тебя, ты почувствовал?
– Нет, – сказал я. – Зачем я ей?
– Ну, это может знать одна она. Но она манила тебя, и ты пришел.
Черт-те что, подумал я. Не верю.
– Принес, – сказали за спиной. – С тебя тонна сто.
Я отдал столбу пачку десяток и набрал еще сотню разными. Терс, подняв брови, смотрел на все это.
– Ты его знаешь? – спросил столб Терса.
– Худей, – сказал Терс.
Столб, изменившись в лице, попятился.
– Это тебе? – спросил Терс удивленно, кивнув на мои приобретения.
– Да.
– Странно, ты не похож…
– Не похож, – согласился я, и вдруг пришла мысль: а может быть, Таня поможет мне в задуманном? Может быть, это судьба, что меня занесло именно в этот глатц… без ассистента риск слишком велик… Я достал монету. Решка – риск, орел – Таня.
Орел.
– Хочешь обмануть судьбу? – спросил Терс, улыбаясь.
– Нет, – сказал я. В точности наоборот.
Год 2002. Михаил
27. 04. г. 16 час. 30 мин.
Константинополь, Каракёй, пристань.
У Саффет-бея опять болел зуб. Я видел его месяц назад, и у него тогда тоже болел зуб – с другой стороны. Он не признавал официальной стоматологии и лечился какими-то отварами и мазями.
– Конечно, свободна, – сказал он в ответ на мою просьбу. – Вот ключи – в любое время… Опять девочку подцепил?
– Двух.
– Ты омусульманиваешься, Миша эфенди. Это отрадно. Особенно в такое время. Говорят, будет война? Как твое мнение?
– Это говорят каждый год.
– Да-да, мы уже привыкли… и все же, согласись – никогда еще на памяти разговоры эти не были более предметны. Ночью мимо моей пристани прошло не меньше десяти кораблей. А сколько их в Мраморном море! Говорят, весь старый турецкий флот готов к выходу с баз – или где он там стоит?.. Да, это пожилые корабли, но на них новое оружие. Ты же знаешь, оба моих брата продолжают военную службу, это я – изменник семейным традициям… Я вижу по глазам, что ты не веришь в возможность войны, Миша. И это ты зря. Войны вспыхивают от куда меньших искр, чем те, что взметнулись нынешней ночью. Вспомни Первую мировую. Никто не ожидал, что она начнется. Никто! Вспомни Вторую. Несчастные поляки только-только провели демобилизацию…
Об этом Саффет-бей мог рассуждать часами. Он был величайший знаток военной истории, по эрудированности сравнимый разве что с Петром. Сравнительные качества русских и немецких танков в сорок первом. Личные качества Тимошенко и Гудериана как фактор побед и поражений. Дарданелльская десантная операция: причины катастрофической неудачи союзников при, казалось бы, абсолютно выигрышном раскладе сил. Вторая русско-японская война сорок четвертого года: еще более странная, чем первая; правда, теперь Его Величество случай перешел на сторону России. И обе японо-американские войны – о, это был конек Саффет-бея. Он знал по именам даже командиров номерных эсминцев и торпедных катеров. Разговаривать с ним всегда было интересно.
