Пустая комната отчего дома. На столе — глиняные поминальные стаканчики, початая бутыль. Билеты до Берлина уже куплены. Прощай, родная Лужица, навсегда прощай!
— Значит… Значит, мы с тобой уже не братья, герр Харальд Пейпер?
— Куда я от тебя денусь, герр Марек Шадов? Мы же с тобой две половинки! Если, конечно, тебе не зазорно иметь в братьях немца.
Налили на донышко, выпили молча…
— А помнишь, Гандрий, мама пела? «Slodka mlodost, zlotyj chas…»
— «Mlodost' — son rosplunje, kaz sneg weschni rozstae…» Не добивай, Отомар, и так жить не хочется.
Тогда, в гулком, брошенном родительском доме, младший наследник славной семьи просветителей Лужицкого края, потомственный колдун Гандрий Шадовиц в последний раз заплакал. Харальд Пейпер, «старый боец» с золотым партийным значком, плакать не умел. Слыл человеком холодным, расчетливым, даже бездушным.
— Меньше бы тебе цинизма, Харальд! — упрекали его партайге-носсен.
— Еще меньше? — удивлялся он.
* * *
Чужой, с мертвеца, пистолет брать не стал, побрезговал. Зато воспользовался чистым носовым платком, наскоро убрав кровяные потеки со стекла. Деньги… Бронзовый служебный жетон с орлом на аверсе и четырьмя цифрами на обратной стороне… Сигареты «Ramses» — початая пачка и еще одна, целая… Золотая (ого!) зажигалка…
Немного с тебя прибыли, сын юриста!
Осталось одно — попрощаться с сослуживцем перед тем, как открыть дверцу и вытолкнуть труп на пыльную обочину. Проводить, напутствовать, иначе не по-людски выйдет. Какие бы слова найти, чтобы от души, от чистого сердца? Слаб немецкий язык. Помогай, velikij, moguchij, pravdivyj i svobodnyj!
— Idi, s-suka!..
[18]
Прежде чем жить дальше, Харальд Пейпер закрыл глаза, проверяя Судьбу. Темно! Просто темно, страшная зелень исчезла без следа, мир вновь стал правильным, предсказуемым и логичным. Сын колдуна, улыбнувшись по-волчьи, в полный оскал, повел плечами, сбрасывая усталость. Теперь — последнее, перед тем как завести мотор и уехать в неизвестность.
Из машины выбрался через правую дверцу, чтобы не топтаться по мертвому телу. На шоссе пусто, а если кто увидит, остановится — не беда. Бронзовый жетон СД под нос — и пулю промеж глаз. Меньше цинизма, говорите?
Задняя дверца…
Девушка сидела недвижно, подбородок вниз, глаза закрыты. Да и какой смысл дергаться, если на запястьях — сталь наручников, а на губах и лодыжках — изолента в три слоя? Хуппенкотен расстарался, упаковал на славу. Вот и пусть лежат рядом! Стандартная процедура требовала оттащить фигуранта подальше, чтобы с дороги не увидели, но гауптштурмфюрер СС (бывший? пожалуй, да!) решил оставить визитную карточку.
Любуйся, К-козел!
О той, которую они с Хуппенкотеном сняли с поезда, Харальд ничего не знал, лишь фамилию и приметы. Девятнадцать лет, волосы светлые, глаза голубые, черты лица — мелкие, нос — пуговка, узкие губы…
— Прошу пройти с нами, фройляйн! Ничего страшного, обычная проверка. Ваш чемодан мы возьмем, не волнуйтесь.
…Чемодан в багажнике. Выкинуть!
Она открыла глаза, когда рука в перчатке коснулась плеча. Харальд, этого ждавший, поспешил улыбнуться:
Dunja, ljublju tvoi bliny,
Dunja, tvoi bliny vkusny…
Пусть умрет с надеждой! Оставлять нельзя — свидетель. Девчонка совсем.
…Светловолосая, как и его дочь, его маленький Одуванчик.
Не убежит, не спрячется.
Наклонился, чтобы взяться поудобнее за плечи, встретился взглядом. Успел удивиться: глаза, если верить списку примет, голубые — утреннее небо…
Dunja, davaj blinov s ognja,
Dunja, celuj sil'nej menja!
…Боль была зеленой. И Смерть была зеленой — его, Гандрия Шадовица, Смерть. Напрасно он радовался!
Но почему?!
* * *
Последний кусок изоленты она сняла сама, очень осторожно, пытаясь не морщиться. Резко выдохнула — и внезапно улыбнулась окровавленными губами:
— Спасибо! А знаете, я почти не боялась. Я же вас сразу узнала, герр Шадов!
«Куда я от тебя денусь, герр Марек Шадов? Мы же с тобой две половинки!»
Глава 2. Дорога Грааля
Пока не закончилась суббота. — Великолепная Лорен и пиджак. — Наследство. — Быстроногий Кай. — Победивший Север. — Допрос. — На борту корабля. — Вокзал д'Орсе. — Колдовство. — «На земле Грааля».
1
— Гитлер непобедим, — невесело усмехнулся Станислас Дивич, допивая коньяк. — Пока не закончилась суббота.
Анна пить не спешила. Эрц любил играть с ней в загадки, особенно под хорошее настроение. Например, сейчас. Почему бы и нет? Вечер, в камине горит огонь, а завтра долгое-долгое воскресенье, чистый выходной.
…Но суббота пока не закончилась.
На министре — роскошный персидский халат с огненными многоцветными разводами, на ней тоже, шелковый, белые ирисы на темно-синем. Не с иных плеч — купил специально для нее. Пусть и в чужой квартире, но не в чужом.
Прежде чем подумать о загадке, Мухоловка вновь, в который раз, посетовала на судьбу. Эрц — нормальный симпатичный мужчина, захотела — уже развелся бы ради нее со своей законной. Предлагал, и не раз! А она? Только и может — закусывать губы, пытаясь не кричать от ужаса. И глаза плотнее закрывать, чтобы взгляды не встретились.
Проклята… Ладно! Думаем!.. Значит, суббота?
Отхлебнула из рюмки, слегка нахмурилась, вспоминая давно читанные слова:
— «Когда же вырастет твой слуга и станет ростом со взрослого, будет он делать для тебя, что требуется, и на все способным окажется…»
Угадала?
— «…Если же хочешь сотворить сторожа, невидимого для злодеев, надень на шею слуге своему ладанку с известным тебе Именем. Но не забывай вовремя вынуть изо рта создания этого пластинку „шем“». Правильно, Эрц?
Станислас Дивич поставил рюмку на стол, поглядел в глаза.
— Я никому тебя не отдам, Анна. Умница! Да, именно так. «Но не забывай вовремя вынуть изо рта создания этого пластинку „шем“, ибо в ночь с пятницы на субботу сила того, кто слеплен из глины, возрастает неимоверно». Гитлер — голем, и ночь уже наступила. Те, кто его создал, — настоящие мастера. Голема не сокрушить в прямом бою.
Горел камин, коньяк был превосходен, а впереди — целое воскресенье…
Но суббота еще не кончилась.
— Выходит… Наша страна обречена, Эрц? Мы можем тянуть время, балансировать между Бесноватым и Дуче, искать контакты со Сталиным, но это лишь отдалит неизбежное. Голема не остановить.
