Сержант был прав — от часовни уцелели только стены, даже скамьи куда-то сгинули. Гнилые щепки на полу, сырая пыль, известка в мокрых разводах. Запустел Дом Божий… А витраж Крис уже заметил. Единственное окно — прямо напротив входа, над алтарем. И прежде видел, в книжке про Авалан, изданной Гюставом Брока: Дева с Младенцем на руках, над ними — чаша. Gradalis… Не ради простой прихоти витраж собирали из осколков того, что сгинуло навеки.
Будь милосерд, прости мне зло,
Я, Боже, хрупок, как стекло,
Пред страшной яростью Твоею!
8
Строгое темное платье, белый воротничок под горлом, на лице — ни капли косметики. Руку пожала твердо, по-мужски, отступила на шаг.
— Проходите, я здесь одна. Сотрудников отпустила…
Увидев букет осенних астр, покачала головой:
— Каждый раз что-то новое, Харальд. Прежде у вас был кошачий голос, теперь это… И взгляд, уж извините, как у давно не кормленного волка из Фридрихсфельде.
Мельник улыбнулся Белой Волчице.
— Значит, попал по адресу. А вас, Ингрид, хоть сразу на обложку. Трудолюбивая германская фройляйн…
— Нельзя, — перебила баронесса. — С недавнего времени фотографии работающих женщин перестали размещать. Можно только супоросных и желательно с глупыми глазами. Вы отстали от жизни.
Насчет спрятанного во дворе замка Харальд почти угадал. Стен и башен не обнаружилось, однако небольшой двухэтажный особнячок находился именно во дворе, надежно прикрытый тяжелыми шестиэтажными домами. Шарлоттенбург, чуть ли не самое сердце города. Кто заподозрит?
— А где чучело? — поинтересовался он, снимая плащ. — Рыцарь в перьях — и с серебряным подносом в руках?
Девушка даже не улыбнулась.
— Специально для вас закажу. Пойдемте в кабинет.
* * *
Прежде чем присесть в обтянутое черной кожей кресло, гауптштурмфюрер приложил палец к губам. Светлоглазая кивнула — поняла. Беседа товарища Вальтера Эйгера с его начальником штаба состоится позже, не в этих стенах. Харальд заглянул в особнячок больше ради любопытства. А может, из-за астр. Три дня не виделись. Долго!
Кабинет смотрелся неплохо, ничем не хуже, чем у банкира средней руки. Сейф, шторы на окнах, картотека в три ряда, стол-мастодонт из мореного дуба, бронзовый чернильный прибор штучной работы, суровые лики по стенам. О рыцарях не напоминало ничего, кроме, пожалуй, большого старинного распятия прямо над столом.
Пепельницы не нашлось. Харальд намек понял, и даже не заикнулся о сигаретах.
— Работы много, — констатировала девушка, устраиваясь прямо под распятием. — Я вам уже говорила: запустили дела. Только сейчас обнаружила, что до сих пор не выплатили Грауманский рейхсталер за этот год.
Разведчик Пейпер, вступление оценив, приготовился слушать. Давай, светлоглазая, хвастайся! Для того ведь и позвала.
В Берлин он вернулся этим утром. В комнатку возле вокзала заходить не стал — паранойя вовремя ухватила за плечо. Решил обождать до вечера, подыскать новое жилье, а заодно провести инспекцию в «Обществе немецкого Средневековья».
— Все в Ордене получают жалованье, — начала Ингрид. — Чисто символическое, как знак службы. Последний документ о размерах выплаты датируется 1755 годом. Каждому брату полагается один рейхсталер. Не слишком щедро даже по тем временам. Незадолго до этого была проведена денежная реформа — Грауманская, от нее и название. Вес монеты снизили чуть ли не в два раза.
Харальд постарался не улыбнуться. Ингрид явно вошла во вкус.
— С тех пор Орден и платит по Грауманскому рейхсталеру на каждую Пасху. В банке хранится целый сундук с серебром, лет на сто еще хватит.
— И много получателей? — ненавязчиво, по-светски, осведомился гауптштурмфюрер.
Баронесса наклонилась вперед.
— Не очень. Один! Братьев-Рыболовов двое, но мой американский кузен так и не изволил пожаловать сюда, чтобы все оформить должным образом.
Харальд не дрогнул лицом. Проговорилась — и наверняка не случайно. Белая Волчица вышла на тропу. Что дальше, ученица?
— Тот, кто остался, — отставной офицер, инвалид войны, живет в Авалане, это маленький городок на юге Франции. Как раз в 1755 году одному из его предков было дано секретное и важное поручение от имени Ордена…
Пауза затянулась, но сын колдуна не торопился. Девушка явно решила его удивить. А не выйдет!
— Вам не интересно, Харальд?
Мельник вспомнил рисунки в альбоме. Тогда ему еще раз повезло. Рискнул — и поделился с Мухоловкой своими выводами. Quid pro quo! Анна Фогель сумела увидеть куда больше, чем он сам.
— Не слишком, Ингрид. Одно из двух. Ваш отставник поддерживает контакт с Монсальватом — или присматривает за камнем неправильной формы, который некоторые по ошибке принимают за Грааль.
Ингрид на миг закрыла глаза, словно пытаясь что-то вспомнить.
— По ошибке — почему?
Он тоже вспомнил — ночной разговор за чашкой кофе. Приятно иметь дело с профессионалом.
— Я не знаю, существует ли Грааль, Ингрид. Я и в Бога не очень верю. Но если существует, то чаша или камень — лишь Его образы, а без романтики — каналы доступа. Я дорогой книжку перелистал. Средневековые поэты считали, что Чаша Грааля хранилась именно в Монсальвате. Сейчас она в Валенсии, каждый может увидеть. Но это — просто изделие из агата в золотой оправе. Отключили канал!
— А я вообще не верила, — негромко проговорила баронесса Ингрид фон Ашберг-Лаутеншлагер Бернсторф цу Андлау. — Пока этим летом мне не показали… Тогда я поняла, что моя жизнь — не самая большая ценность. И решила вернуться в Германию. Подпольщица из меня никакая, но была надежда, что не оставят, заступятся…
…Глаза закрыты, подбородок вниз, на запястьях — холодная сталь, изоляционная лента на губах. Не убежать, не спрятаться. Сколько шагов оставалось до смерти? Но ведь не оставили, заступились!
— Я знаю, какого цвета камень, — внезапно для самого себя проговорил он. — Зеленый, верно?
Зеленая Смерть, зеленая боль… Люциферов огонь! Гандрий Шадовиц вспомнил, как дед называл Мельника, врага Крабата. Теофил! Имя-оборотень, по-гречески — «Боголюбивый», но если по-немецки… Teufel!
9
В небо она шагнула Мухой. Оторвала от псевдонима пару слогов — и ушла свечкой вверх прямо с подоконника, успев махнуть рукой на прощанье. Муха! Отчего бы и нет, теперь не она ловит, за ней охотиться будут. Рискните! Муха — она кусучая.
Перчатку-гироскоп на себя. Лети, Муха!
Задержалась лишь на миг, зависнув над спящим ночным кварталом и запоминая огни. Не перепутает? Никогда в жизни, сколько ее ни осталось. Вверх, вверх, вверх!
Выдохнула, лишь когда врезалась точно в облако. Внутри уже бывала, когда по горам бродить пришлось. Это снизу облако на вату похоже, за пеленой же — дождь с туманом, а если ночью, то просто дождь, мелкий и холодный. Не страшно, пилот-инструктор Крабат не забыл напомнить о переключателе на поясе. Станет холодно, рукоятку влево. Но сейчас — вверх, вверх, вверх! И, во весь голос, ночных ангелов распугивая:
