— Я не рыцарь, мсье Брока, всего лишь репортер. Родом из маленького городка, где кино крутят в церкви, потому что больше негде. Но меня с самого детства приучили никогда не сдаваться. Мы — Юг, мы — дикси, нас разбили и втоптали в грязь, но мы встали. Здесь тоже Юг, мсье Брока, предки этих людей не просили пощады. Но сейчас мне кажется, что хоронят не только Натали Кабис, но и город Авалан.
За гробом — люди, обычные, грешные. Каждому из них уготован тот же путь, те же цвета, то же знамя на гробе. Их не слишком много. Сразу за той, которую провожают, — зонтики, суетное, но верное войско отца Юрбена. За ними стройная колонна с траурными повязками и красными ленточками в петлицах. Коммунисты явились все — партийная дисциплина. Проходя мимо дома, в который уже никогда не вернется Натали Кабис, соратники Барбарена молча вскидывают сжатые кулаки. Прощай, tovarishh!
А над всем и всеми — над цветом белым и цветом черным, над старым истертым знаменем, над зонтиками и ленточками, над мертвой и над теми, кто еще жив…
«Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте…»
…Ворон.
Ему не страшен колокольный звон, его не прогонят молитвы и четкий пролетарский шаг по брусчатке. Невидимый, но сущий, распростер он крылья над обреченным городом.
— Nevermore!
А больше — никого. Закрыты ставни, и двери закрыты, никто не вышел из дому, даже не выглянул из окон. Авалан не пожелал проводить безумную колдунью, доверив это горстке тех, без кого не устоит земля. Черно-белая соль на истертом булыжнике древней улицы.
Бом-м-м-м… Бом-м-м-м… Бом-м-м-м…
— Теперь вы шевалье, защитник Грааля, мсье Грант. Когда все начнет рушиться, приходите в часовню — и сотворите молитву обо всех прочих. Ни чем иным вы уже не поможете. И — ради вашего вечного спасения! — не прикасайтесь к Зеленому Камню. Вы меня поняли, мсье Грант?
— Понял. Jedem das seine!
Цвет белый, цвет черный, темный гроб, старое знамя. Зонтики, сжатые кулаки. Ворон.
Вечность…
6
Abballati abballati
Fimmini schetti e maritati!
— Импровизируем, импровизируем, Марек! Самое удачное запомним и закрепим. Главное в «l'amor nuovo» — или мы рядом, бок о бок, рука в руке, — или я в центре, вы чуть поодаль, Солнце — и планета. Начали, раз-два-три-четыре!
Завязалась, закипела,
Все идет живей, живей,
Обуяла тарантелла
Всех отвагою своей…
Эй, простору! шибче, скрипки!
Юность мчится! с ней цветы,
Беззаботные улыбки,
На «вы» — потому что работа, репетиция, урок. Трико, балетная пачка, пластинка под острой иглой. Учительница и ученик, партнеры, все строго и четко, улыбки тоже для сцены, для зрителей, словно нарисованные яркой краской по белой марле. Раз-два-три! Раз-два-три! Раз! Два!..
— Еще раз, еще! Кружим, кружим, правую вверх! Голову! Проходка… Пе-ре-скок! Плечи ровнее… Pas emboites… Ну, Марек, когда вы запомните? Pas emboites — на месте! Подбородок выше, выше! Представьте, что вы — тореро. Проходка…
…Но если умеешь читать мысли, если рядом с тобою — не просто партнер, если рука в руке, если слышишь, как бьется чужое — нет, нет, не чужое! — сердце…
Эй, синьор, синьор! Угодно
Вам в кружок наш, может быть?
Иль свой сан в толпе народной
Вы боитесь уронить?
Ну, так мимо!.. шибче, скрипки!
Юность мчится! с ней цветы,
Беззаботные улыбки,
Беззаветные мечты!
— Я еще очень боюсь, мой Марек! Особенно вначале, когда ты меня целуешь… Боли боюсь, боюсь самой себя. Мне скоро двадцать семь, как и тебе, но я женщина… Женщина, которая ничего не умеет — только закусывать губы и закрывать глаза, чтобы ее мужчина не догадался.
— Ты ничего не боишься, Анна. Просто не можешь до конца поверить — и себе, и мне. Я никогда не спрошу вслух, что с тобой сделали… Нет, ты все равно сильнее, ты ничего не забудешь, но станешь выше. Мы не вырвем из памяти Прошлое, оно останется с нами, чтобы в Будущем, твоем и моем… Нашем, нашем, нашем! Мы не забыли, кто мы есть. Не закрывай глаза, они у тебя очень красивые.
Вы, синьора? Вы б и рады,
К нам сердечко вас зовет…
Да снуровка без пощады
Вашу грудь больную жмет…
Ну, так мимо!.. шибче, скрипки!
Юность мчится! с ней цветы,
Беззаботные улыбки,
Беззаветные мечты!
— Наше будущее уже наступило, мой Марек. Нам дадут два марсианских ранца, оружие и карту. Пятьдесят на пятьдесят! Или твой брат-гауптштурмфюрер хочет заманить нас в ловушку, и тогда ты выстрелишь мне в висок, прежде чем распорядиться последней пулей, — или…
— Только «или», Анна. Гандрий, мой брат, убьет меня в бою, в поединке, сам убьет — но не предаст в чужие руки. Не из доброты, не из-за родной крови. Он — Мельник, я — Крабат. Мельник никому не подарит радость бросить мне в лицо: Sada je tvoje vreme! Сейчас он с нами честен, насколько может быть честен Теофил-Teufel.
Вы, философ! дайте руки!
Не угодно ль к нам сюда!
Иль кто раз вкусил науки —
Не смеется никогда?
Ну, так мимо!.. шибче, скрипки!
Юность мчится! с ней цветы,
Беззаботные улыбки,
Беззаветные мечты!
…Мысли не мешают словам, лишь делают их едва заметно теплее. И чаще обычного глаза смотрят в глаза.
— У нас пока нет сценария, Марек, даже его идеи. Итак… Нас двое: он, она. Наша… Нет, Марек, конечно же не наша — их история. Вначале «sposa» — счастливый танец счастливых людей. Потом… Потом — «l'amor nuovo», что-то случилось. Новая любовь… Он встретил кого-то? Она? Счастье кончилось, покоя нет, есть ревность, рука сжимает руку, отпускает… Давайте еще раз попробуем. Вначале вместе, рядом — вальс, Марек, вальс! — потом нас отбрасывает в стороны, я — Солнце, вы — планета… Начали! Раз-два-три! Раз! Два!.. Проходка, голову выше, выше!..
Не робейте! смейтесь дружно!
Пусть детьми мы будем век!
Человеку знать не нужно,
Что такое человек!..
Что тут думать!.. шибче, скрипки!
Наши — юность и цветы,
Беззаботные улыбки,
Беззаветные мечты!
Зеркало отражает их, двух стройных молодых людей в серых трико, — первый зритель, равнодушный, холодный. Изображение, плоское и двухмерное, уходит в самую глубь, чтобы стать тонким слоем Памяти, летописью, которую никто никогда не прочтет. Но им, счастливым несмотря ни на что, нет до этого дела. Урок, репетиция, работа… Корректное «вы», улыбка для зрителей, не для того, кто рядом, чью руку сжимает твоя рука. Перевернута пластинка, острая игла вновь опускается вниз.
