— Да, с осенью точно не повезло. За последние полвека среднемесячная в сентябре не меньше +13, если днем. В этом году точно на пару градусов меньше. А еще осадки! Я недавно анекдот слышал. Обсуждают два берлинца погоду. Один говорит: «Гольфстрим виноват», второй: «Понятное дело — еврей!» Первый поправляет: «Гольфстрим — течение». А второй: «В масонстве?»
— Yes-s-s!
* * *
К боковому входу в Тиргартен его подвезла Ингрид, она же вручила жуткого вида клюку. Подруга-паранойя билась в истерике, и гауптштурмфюрер даже не пытался ее успокаивать. Именно так нелегалы и горят — на самом элементарном. Но выхода не было, до конца аллеи он, пожалуй, доберется на своих двоих, оправдав ставку, но дальше придется ковылять. То и дело вспоминалась элегантная трость на вешалке в парижской мансарде. Сестра-Смерть его поймет. Вот уж повезло с невесткой, которая номер второй! Истинно родственная душа. Ох, брат, брат, кого же ты в семью тащишь?
Встреча же с «контактом» требовалась до зарезу. Яичко дорого к Христову дню. Именно сейчас, когда еще не утихла паника и не снято оцепление на Вильгельмштрассе, его, начальника штаба Германского сопротивления, выслушают всерьез. Выгоревший до черных кирпичей кабинет рейхсканцлера — аргумент очень эффектный, но он лишь первая косточка домино. Американцы, конечно, тупые (тупы-ы-ые!), но аналитики первоклассные. После смерти Геббельса фюрер не спешил с выбором нового гауляйтера Берлина, желая найти верного человечка. Геринг же упорно сватал своего. Толстяк, похоронив Колченогого, входил в опасную силу, оттесняя заплывшим жиром плечом всех прочих, и прежде всего — Агронома. И тут — бах! Кто защитит перепуганного до мокрых кальсон Ефрейтора? Только лучшие из лучших, черномундирные СС, белокурые арийцы, броня и секира нации
[83]. А вот Служба безопасности рейхсфюрера, где Гиммлер не был полным хозяином, пока вне игры. Когда еще такого Козла сыщешь?
Новый расклад! И новый игрок — Германское сопротивление. Выслушают!
* * *
— Только недавно узнал, почему Белый дом — белый. И, знаете, очень удивился.
Свои «никели» американец выиграл. Конец аллеи, последняя скамья. Харальд с наслаждением присел и закинул голову, прижав затылок к холодной решетчатой спинке. Теперь можно и перекурить. Следующий рывок — вверх по лестнице к квартирным дверям. Не хотелось показывать слабость перед Белой Волчицей.
— Оказывается, его сожгли англичане в 1812 году, пришлось красить. Тогда и Капитолий сгорел, верно?
— Yes-s-s! — выразительно помолчав, подтвердил «контакт».
Оборачиваться гауптштурмфюрер не стал, так и смотрел в серое осеннее небо. Пепел стряхивал не глядя. Слушай, тупой «амис», слушай!
— А Уайтхолл — просто Уайтхолл, никто его не жег. Как-то, понимаете ли, несправедливо.
Ответа на этот раз не дождался. Штаты и Британия — «нации-сестры», не разлей вода, в прошлой войне давили «джерри» в едином строю. Победители!
— Передайте своему руководству следующее… Центральный Комитет Германского сопротивления исходит из того, что основной конфликт нашей эпохи — противостояние между Британской империей и Соединенными Штатами Америки. Его смысл — борьба за мировое господство. Прошлая война была в целом неудачной для США: в Европе закрепиться не удалось, а Британия пусть и ослабла, но сохранила свои колонии. Сейчас — новый тур борьбы.
По небу бежали тучи, и Харальд прикинул, что осень — не слишком подходящее время для Ночного Орла. Следующий удар следует наносить не сейчас, попозже, когда все утихнет и успокоится. И не повторяться, найти такую цель, чтобы весь Рейх тряхнуло.
— Сражаться с Британией ваша страна не желает, и это разумно. Зачем еще раз красить Белый дом? Империю собираются втянуть в две больших войны — на Тихом океане и в Европе, столкнув с Японией и Рейхом. Поэтому «Шредер, Рокфеллер и К°» дает кредиты Гитлеру, а «Пратт и Уитни» и «Дуглас» подбрасывают технологии. Но сейчас появился еще один игрок — Монсальват. У него свои, пока не слишком понятные цели, а главное — совершенно невероятные возможности. Уверен, правительство США об этом уже очень серьезно задумалось.
Паузы Харальд не делал, но «амис» все-таки успел выдохнуть негромкое «Yes-s-s!». Гауптштурмфюрер, бросив сигарету, резко повернулся.
— Передайте своим… Разрушить Германию — значит разрушить европейскую цивилизацию. Кому на радость? Большевикам? Вот с ними Британию и стравите. Пусть воюют с Россией до последнего солдата. Своего — а не так, как они привыкли! Пусть Коминтерн разжигает революцию в Индии и Австралии! А Гитлера отдайте нам. Обещаем не трогать Адди, пока вы не дадите отмашку. Весь мир — Штатам, Германии — Европа. Вам ясно?
Пустая аллея, низкие осенние тучи, острые листья сентября на пожелтевшей траве…
— Yes-s-s!..
9
Верного коня он оставил возле последнего дома перед площадью Святого Бенедикта. Прислонил ветерана к влажной каменной стене, погладил по теплому боку. Спасибо, мистер «Sunbeam», неплохо поездили! Эй-о, эй-о! Эй-о, эй-о!..
…Чемодан бросил еще в Тулузе, набив самым необходимым карманы. Потом подумал — и выкинул половину. Без надобности! Незаконченную книгу отправил простой бандеролью в Штаты. Не в редакцию — Эрнесту Хемингуэю.
Прибыл!
Мокрый булыжник, глухо закрытые ставни, запертые изнутри двери. Тихо, очень тихо… Авалан, не деревня, но и не город, умер. Никого, лишь камень и небо.
Кейдж задрал голову, ударил взглядом в зенит. Нет! Исчезло небо, его не дождалось. Трещина — темный зев — от края до края, посреди лилово-красный шар. Низко, уже над самой черепицей, влезешь на крышу, руками трогай.
Аргентина — Армагеддон.
Кристофер Жан Грант хотел поправить сползшую на затылок шляпу, но передумал. Снял — и положил на багажник мотоцикла. Все? Все!
Люблю я Дикси, мою страну.
Здесь я останусь и здесь умру!..
Подошвы ступали беззвучно, словно эхо тоже умерло. Жив был еще ветер, задувал, рвался за ворот, бил в лицо. Воздух затвердел, став ломким и хрупким. Каждый шаг — словно сквозь стекло.
…Здесь я останусь, и здесь умру!
Оглянись, оглянись, оглянись! Наша Дикси!
Площадь — тоже пустая, выметенная ветром, обмытая дождем. Никого, только человек на коленях точно посередине. Издалека взглянуть — Черный Колокол в сдвинутой на нос шапке-биретте с помпоном. Пальцы сцеплены, закрыты глаза.
— Я вернулся, аббе!
Священник не ответил. Крис, чуть подумав, стал рядом, коленями в мокрый булыжник, и тоже прикрыл веки. Молитва на ум не шла, перед глазами беззвучно плыли разноцветные стекла, сталкиваясь, цепляясь острыми краями, кусочек к кусочку, картинка к картинке. Тамплиеры и катары, Монсальват и Монсегюр, Чаша и Камень, проклятие и проклятые. Авалан — город, который умер… Кейдж с силой провел ладонью по лицу, растворяя витраж в желтом неровном огне. Нет, пока он здесь, нет! Точнее — да и нет. Еще не решено!
