Анна медленно поднесла руку к лицу. Застонала. Упасть не успела, Уолтер сумел подхватить.
— Минус два, — негромко констатировал Строцци. — Доигрались. Va' fa' mmocc a chi te' muort!..
[48]
Все, что мог сделать Перри, это уложить Анну на холодный камень, примостив под голову собственную наспех снятую куртку. Память отозвалась привычно: «Сдохни, фараон!» Может, и усатому сержанту довелось слышать такое. Если так, то ей-ей несправедливо.
А ему, Уолтеру Перри, теперь точно не простится.
Он вдруг вспомнил, что даже не сотворил крест, поднес пальцы ко лбу.
— Signori! Signori! Eccomi qui, signori!..
Мир неслышно дрогнул. Над краем провала вознеслась усатая физиономия с выпученными глазами и отвисшей нижней челюстью.
— Guida, signori!..
Гулкий, наполненный ужасом и отчаянием бас ударил в уши. Из-за камня взметнулась ручища, уцепилась за острый край, дрогнула…
— Caduta-а-а!
[49]
Реакция не подвела, любитель в среднем весе успел сжать пальцы на скользком от пота запястье. Упал на живот, попытался удержать. Во вторую руку усача вцепился Строцци.
— Поднимайтесь, живо! — ударил голосом. — Не то лично расстреляю!
— Si! — проревел сержант, напрягаясь изо всех сил. Перри перехватил руку ближе к локтю, потянул. Ларуссо был тяжел, как слон.
— Ancora! — прохрипел бывший чемпион, наклоняясь над провалом. — Еще раз! Тяните!..
Уолтер собрался с силами, дернул. Слон, внезапно полегчав, резко пошел вверх. И только когда сержант грузно упал животом на камень, молодой человек сообразил, что рядом с ним Анна. Удивиться не успел, обрадоваться тоже. Девушка помогла втащить Ларуссо на площадку, улыбнулась растерянно.
— Н-не понимаю… Я… Полежу еще.
И вновь пришлось пристраивать куртку под голову.
— Минус два, — повторил Строцци, глядя на лежавшие у его ног тела. — Но этот вариант чуть лучше. Когда приведете себя в порядок, Ларуссо, не забудьте рассказать нам про ангела, который придержал вас за штаны. Я вынесу ему благодарность в приказе.
— Но, синьор!..
Сержант поднимался долго, кряхтя и негромко поминая кого-то по-итальянски. Наконец, обретя вертикальный вид, расправил плечи, нахмурился.
— Il coraggio di relazione! Ангела — не было. Уступчик там. Я на него соскользнул — и подтянуться попытался.
* * *
Строцци наклонился над провалом, лег на живот, опустил руку с фонариком.
Свесился вниз.
— Не уроните!
Держали вдвоем. Уолтер слышал, как у Ларуссо громко клацают зубы. От старой сержантской гимнастерки остро пахло потом, черные волосы стояли дыбом. Молодой человек прикинул, что и сам выглядит не менее живописно. Ничего, главное, все живы.
— Porca diavolo! Тащите!..
Оказавшись на ногах, Антонио Строцци спрятал фонарик в карман куртки, вздохнул устало:
— Гладкая стена. Но в рапорте, сержант, можете писать хоть про уступ, хоть про ангела, все равно никто читать не будет. Лично позабочусь.
Оглянулся, потер ладонью лицо.
— Уходим. Нам еще повезло, могло бы накрыть.
Уолтер понял. Красные искры клубились буквально в двух шагах. Он прикинул, что бы сталось с бывшим чемпионом, если бы он и в самом деле остался здесь один. Ответ слишком очевиден. Выходит, не зря пошли?
Девушку пришлось нести. Втроем справились быстро, уложив Анну на спальник и укрыв еще одним. Строцци пустил по кругу фляжку с граппой, напрочь забыв про свою к ней нелюбовь. Ларуссо, выхлестав почти половину, достал мятую пачку папирос и отошел подальше. Неярко вспыхнул огонек зажигалки.
Анна лежала тихо, даже дыхание было едва заметно. Лицо казалось высеченным из камня, как у статуй в старом храме.
— Не курите? — вздохнул Строцци. — Я, знаете, тоже. А говорят, помогает… Синьор Перри, я доставил вам больше неприятностей, чем планировал. Можете требовать компенсацию.
Молодой человек сразу же вспомнил, что сероглазой нужно как-то устроиться в Италии, но вовремя прикусил язык. Добротой и наивностью бывший чемпион явно не страдал.
Компенсацию, значит?
— Не отдавайте сержанта под трибунал. Если нужен виновный, назначьте кого-нибудь другого.
Строцци дернул костистыми плечами.
— В рыцаря играете? Прямо как у Стивенсона в «Черной стреле».
Книгу Уолтер не читал, зато видел фильм с Дугласом Фэрбенксом и Энид Беннеттт.
— Так точно. Прошу не вешать старого пьяницу-моряка.
Итальянец взглянул угрюмо.
— Из-за таких как вы, Перри, теряешь веру в рациональное устройство мира.
Подумал немного.
— E il diavolo con esso!
* * *
На душе было спокойно. Мухоловка наконец-то могла отдохнуть. За сомкнутыми веками остался беспокойный мир, где даже наедине с собой невозможно забыться, вырваться, пусть и ненадолго, из беспощадной карусели, крутящейся без остановки уже которой год. Лица-маски, маски-лица, живые, но чаще мертвые… Круг за кругом, безостановочно, беспощадно. Не задержаться, дыхания не перевести.
Сейчас было хорошо. Наступила давно желаемая ясность. Три шага, всего три. Один уже сделан.
Она понимала, что рисковала зря. То, что удалось узнать и увидеть, совершенно бесполезно, как бесполезна радуга над рекой и росчерк падающей звезды августовской ночью. Ее, может, и похвалят. Даже наверняка — все исполнено согласно плану, даже с некоторой лихвой.
А пусть и не хвалят! Без малейшей подготовки, с ходу, легким касанием стать частью операции лучшего из лучших — полковника Строцци. Не на подхвате, а в самой-самой сердцевине! Полдня на внедрение, десять минут разговора. Кто таким еще может похвастать, какая Мата Хари и Фрау Доктор? Бенито Муссолини, именуемый также Дуче, и Станислас Дивич, он же Эрц, узнают о Filo di Luna в один и тот же день. Если это не высший класс работы, то где он, высший? Девушка едва сдержала улыбку. Кто таким еще может похвастать? Как кто? Теленок!
Второй шаг, это, конечно, он, теленок ласковый. Потрошение выйдет долгим и трудным, патологоанатому легче, скальпель вонзается в мертвую плоть. Можно не затыкать уши тампонами. Зато плоть живая способна чувствовать боль — и говорить. Она умеет узнавать правду. Всю — до последнего смертного вздоха. Узнает и на этот раз. Второй шаг!
И, наконец, третий, самый желанный.
