— Да! Да! — радостно выдохнули слева. — Именно так!
Мухоловка еле сдержала улыбку. Пошла вода по трубам! Пой, птичка, не умолкай!..
— Мы вовсе не хотели втыкать иглы в раны, госпожа Фогель! Вы смогли убедиться, что молодой человек и виноват, и чувствует себя виноватым. Причем как перед вами, так и перед самим собой. А теперь представьте: на Суде мы оспариваем все обвинения, абсолютно все! Вы не предавали, не пытали и не убивали, а выполняли приказ, служили своей стране. Присяга — она перед Кем дается, вспомнили? Но тонкость в том, что ради хорошего парня вы даже Присягу нарушили. «Я дарю тебе три секунды»! Любовь и милосердие победили! Ух, как это можно обыграть!.. Ваш рыцарь все охотно, даже радостно, подтвердит. В Рай не попадете, не тот состав Суда, но отделаетесь чем-то полегче Джудекки. Туда попасть… Ох, не советую, госпожа Фогель! Так чем вы недовольны?
Мухоловка вновь представила, что смотрит в чужие глаза. В них не было страха, напротив, ожидание и легкая насмешка. Почти поймал. Почти!
— Я недовольна свидетелем. На вашем Суде живых не слушают. Не хочу, чтобы Вальтер умирал.
Слева фыркнули, обиженно и сердито:
— Так и знал, что до этого дойдет. Не там вы учились, госпожа Фогель, не там! Ох, что цитировать приходится, даже страшно! «У вас же и волос с головы не упадет без воли Отца Небесного»
[91], вспомнили? А еще есть свобода человеческой воли. Ваш рыцарь Квентин с высшего попущения сам загнал себя в западню. Все сейчас как на весах, дунет кто-то…
— Вот и не будете дуть, — перебила девушка. — Без меня его смерть вам без надобности, а за бесцельное расходование средств начальство вам губы оторвет вместе с селезенкой…
— Да вы же сами бы его убили!!!
От яростного вопля содрогнулось нестойкое серебро. Мухоловка не шелохнулась.
— Убила бы. Выполнила приказ, а потом бы застрелилась. Но не допустили, есть Он!
Взметнула вверх руку. Повернулась лицом к бездне.
— Стойте, госпожа Фогель, стойте!..
Она не слушала и не слышала. Из раскрытой ладони беззвучно выпал бронзовый цветок. Девушка попыталась сказать «грешна», но упрямые губы стали камнем.
Анна Фогель закрыла глаза и шагнула вниз.
7
Пей, старина Билли, последний свой грог —
Аллигатор появится точно в срок.
Ты его ужин, ты с мясом пирог.
Уолтер поежился. В исполнении Отто Гана крокодилья песня звучала особо зловеще. Легкий акцент только прибавлял перцу.
Хоть пляши, хоть пой, хоть рыдай,
Здесь не Божий, а крокодилий рай.
Манчак, Манчак!
Доктор предавался вокалу, лежа на кровати, в ботинках и даже в шляпе. Листок со словами держал перед самым носом, время от времени в него заглядывая. То, что песню из Луизианы кто-то успел записать, молодого человека весьма смутило. Как выяснилось, текст уже размножили на гектографе.
А не хочешь в крокодилий рай,
Ляг и умирай.
Пей свой грог, Билли, и нам наливай!
Манчак, Манчак!
— Отто, прекратите! — наконец не выдержал он. — Жуть берет!
Немец послушно убрал бумагу и надвинул шляпу на глаза. Уолтер подошел ближе, легко постучал по черному фетру.
— Биллон, низкопробное серебро. Отдали?
Шляпа молчала. Молодой человек решил повторить попытку, но черный фетр внезапно исчез, и на него взглянули полные боли глаза.
— Нет! Я подошел к музею, постоял там минут десять, ушел, вернулся… Не могу, Вальтер, не могу!
Вскочил, ударил шляпой об пол.
— Вы не поймете, Вальтер! Меня никто не поймет!..
Доктор порылся в кармане, вытащил серебряный обломок, сжал в кулаке.
— Я уже все узнал! Был особый рыцарский орден — Орден Анфортаса, Короля-Рыболова. Защитники и хранители Грааля, Его стражи. Согласно преданию, они становились неуязвимы, когда заступали на пост. Именно Рыцари-Рыболовы изготовили ковчежец, чтобы уберечь Чашу от любой случайности. Вы понимаете, Вальтер, к чему мы прикоснулись?
Перри подумал и ответил честно:
— Не представляю, Отто. Бог с ней, с этой штукой, себя пожалейте.
Доктор Ган скривился, словно от боли, протянул руку.
— Подержите, пожалуйста. Не могу думать, пока эта… Пока Он со мной.
Молодой человек не стал спорить. «Биллон» был теплым, почти горячим. Уолтер, открыв ладонь, взглянул на странный узор и внезапно вспомнил, как доктор лихо подбрасывал и ловил свою находку.
Подкинул вверх, ладонь подставил.
Не поймал.
— Нет, — хрипло прошептал Отто Ган. — Нет! Нет…
Уолтер и сам понял, что «нет». Серый обломок с неровными краями не вернулся на ладонь и не упал на пол. Протирать глаза не имело смысла, и молодой человек сделал единственно возможное — осторожно, двумя пальцами, взял кусочек потемневшего серебра прямо из воздуха. Ничего не изменилось, такой же теплый, маленький…
— Еще раз! — выдохнул доктор.
Перри перевернул ладонь, отвел руку в сторону, но упрямый «биллон» вновь не захотел падать. Так и висел — узором к потолку. Немец рванул ворот рубахи, протянул руку… «Биллон» с негромким стуком приземлился на паркет. Отто Ган наклонился, схватил, подбросил вверх, поднял с пола, попробовал еще раз. Наконец протянул Уолтеру.
— Давайте вы! Скорее!..
Уолтер Квентин спрятал руки за спину.
— Нет. И вам, Отто, не советую.
Доктор Ган застонал, сжал кулаки… Разжал.
— Вы… Вы правы, Вальтер. Нельзя, нельзя… Это же и есть искушение, самое страшное, какое может быть. Ни я, ни вы не должны касаться того, что окружало Грааль!
Открыл рот, хлебнул воздуха, плеснул безумным взглядом.
— Но ведь у вас он… Он у вас почему-то не падал! Почему, Вальтер, почему?
Уолтер Квентин Перри взял приятеля за плечи, тряхнул от души.
— Не знаю. И никто не знает. Отто! Успокойтесь! Так открытия не делают, так сходят с ума!..
Подождал немного, ослабил хватку. Отпустил. Доктор Ган провел по лицу ладонью, мотнул головой.
— Вы снова правы… Спасибо, Вальтер, без вас я бы точно спятил. Держите эту вещь… Держите Его у себя, мне не отдавайте.
Попытался улыбнуться, легко ударил американца ладонью по рукаву.
— Будем считать, что я коснулся вас мечом и посвятил отважного оруженосца Вальтера в Рыцари-Рыболовы. Отныне вы — Eques Piscatoris.
