Замечания. Объект сразу проявляет дружелюбие, с удовольствием позволяет чесать себе под подбородком, ложится исследователю на живот. Восторжен, хотя выглядит немного странно, словно обкуренный, пахнет дровами, очень социален, чему способствует ежедневное общение с утками и другими котами, с которыми сосуществует по впечатляющему принципу «живи и давай жить другим». К исследователю и его подруге проявил дружелюбие, что предполагает формирование долговременной психологической связи. Замечания в гостевой книге отзывов вроде: «Никогда не встречал такого дружелюбного кота — чуть не поехал с нами домой» или «Обалденный гостиничный кот» — предполагают, что на объект возложены подтачивающие здоровье обязанности.
Странный, следящий за машинами, пятнистый кот (район Золотого Треугольника, Норидж, июль 2012)
Имя: предположительно Джон, Странный Следящий за Машинами Пятнистый Кот
Замечания. Объект обнаружен на дороге неподалеку от дома Джея и Элизабет, куда исследователь спешил на вечеринку, но опоздал. Шесть минут объект был всецело поглощен рассматриванием автомобилей и не отвечал на вопросы исследователя. Налицо симптомы синдрома ложного управления дорогой, замещение сознания и общая агрессивность. Объект предоставлен заниматься своими делами, на прощание сказано: «Счастливо оставаться!»
Волшебная стенная кошка (Коувхит, Суффолк, июль 2012)
Имя: предположительно Гвен
Замечания. Объект кажется очень спокойным, несмотря на серьезную угрозу его дому со стороны значительной эрозии берега. Предпочел исследователю его знакомую девушку, однако излучает удивительную ауру, возымевшую действие на исследователя и его знакомую, которая заявила: «Хорошо бы нам такую кошку». В итоге, уезжая, исследователь помахал объекту рукой из окна машины, причем сделал это непрофессионально и где-то даже глупо.
Благотворительность начинается дома
Взрослые знакомы с принципом младенческой лихорадки — напряженного, почти иступленного периода, когда среди друзей вскармливание малюток перестает быть явлением случайным и становится почти откровенно заразным. Котеночья лихорадка — состояние гораздо менее описанное, но также распространенное и истерическое. Я знал три или четыре случая и даже испытал сам, что привело в 2001 году к появлению в моем доме Шипли, Ральфа и Медведя. Однако самая острая вспышка лихорадки случилась в 2011 году. Такое впечатление, что между ноябрем и январем все мои знакомые обзавелись новыми пушистыми комочками, и эти пушистые комочки были самыми милыми, самыми необычными, самыми волшебными.
Те, кто был в курсе, что я пишу о кошках, часто ошибочно полагали, будто среди моих знакомых обширная сеть помешанных на этих зверьках людей. Что в выходные дни мы регулярно собираемся и берем с собой своих питомцев для «игр в песочнице», и они забавляются клубками шерсти, а мы снимаем нечто вроде сериала «Бэгпус». Довольно долго в начале 2009 года некая незнакомая дама, которая читала о моих книгах, но не читала их самих, посылала мне электронные письма
[7] с просьбой познакомить с одним из моих приятелей-кошатников, хотя я сразу ответил, что у меня всего трое друзей-кошатников и все они женаты. Сказать по правде, половина моих равнодушных к кошкам знакомых считали, что кошки — это неплохо. Но к концу 2001 года стали склоняться в пользу кисок. «А твои умеют на глазах вытворять такое? — спросил Бен, который только полгода назад заявлял мне в пабе, что кошки — эгоистичные существа и ему с ними никак не ужиться, а теперь с ума сходил по своему пестрому котенку: „Ты не представляешь, что выделывает мой Бонзо!“»
— Кажется, мы обзаведемся новой кошкой, — объявила Дебора. — Мы считали, он дикий, случается, куда-то пропадает. Но такое впечатление, что он нас полюбил. Ты его когда-нибудь видел?
— Какой он масти?
— Рыжий.
— О! Так это же Эндрю!
— Нет, не Эндрю. Того я встречала и не могла к нему приблизиться. А этот очень дружелюбный.
Незадолго до Рождества мы с Джеммой поехали в Мидлендс навестить моих родителей, чьи отношения с Каспером, милым котом-призраком, успевшим вырасти и превратиться в гордого представителя своей породы, еще больше напоминавшего Монти, достигли такой близости, что стали включать элементы откровенного обхаживания. Правда, холила кота исключительно мать. Каспер — создание благородных кровей, никогда не опустится до индустрии красоты.
— Твоя мама любит его больше, чем меня, — заявил отец, выходя на подъездную дорожку поздороваться с нами. Перед этим он оторвал себя от компостной кучи, где решил прикорнуть после обеда.
По дороге мы навестили мою старую знакомую Люси, чей кот Болдрик, напоминающий Ральфа пятнистый самец с огромным, торчащим вверх хвостом, который всегда держал перпендикулярно телу, постоянно создавал ей проблемы.
— Ест все, без разбору, — пожаловалась она, гладя гиганта.
Кот являл собой пример генетических опытов по скрещиванию кошки с недавно появившимися на улицах Лондона изгибающимися автобусами. Накануне он умудрился проглотить декоративные блестки хозяйки.
— Проснулась утром — и мне рождественское чудо: в кошачьем туалете золотые какашки.
Но Болдрик все-таки доказал, что может быть полезен. Люси давно жаловалась на своего сожителя Гари, у которого была дурная привычка бегать вокруг дома в нелепых штанах, открывавших изрядную часть задницы. На прошлой неделе у Гари случилось нечто вроде шока. Он сидел на табурете, и в это время сзади зашел Болдрик — хвост, как всегда, торчком.
— Угодил прямо в расщелину! — рассмеялась Люси. — Гари завопил во всю глотку, но с тех пор прикрывается.
Слушая рассказ о дурно попахивающем юношеском хулиганстве Болдрика, я загрустил — вспомнил молодые дни Джанета и Ральфа. Нет, я не захотел взять еще одного шалопая. В выходках Ральфа по-прежнему оставалась былая удаль. Вспомнить хотя бы недавние выкрутасы. Кот с таким громким чавканьем вылизывал свою задницу, когда я разговаривал с человеком из «Файнэншиэл таймс», что мне пришлось трижды переспрашивать адрес его электронной почты. Недавно притащил на задних лапах в дом целый ворох водорослей и отрыгнул такой громадный ком шерсти, что мне стало совестно, что я не предложил ему за труды свободный матрас. Но имелись свидетельства, что котеночья лихорадка не пощадила и нас с Джеммой. Мы были вместе несколько месяцев и понимали, что не можем бесконечно жить в разных концах страны. Неизбежно возникли разговоры о новой общей кошке.
— Мне снова приснился Чип, — призналась Джемма. — Идиотничает, выпендривается. Принес домой лягушку.
— Опять?
— Да. Третий раз за неделю.
Я был наслышан о привычках и слабостях Чипа: о его пристрастии к земноводным и лазанью по верхотуре, об обильной линьке и частых драках с соседскими котами. Все это было тем более удивительно, что Чипу только предстояло родиться. До Джеммы у меня не было подруги, которая бы вообразила характер кота, прежде чем с ним познакомилась. Но меня захватила легенда Чипа, понравилась его озорная, притягательная личность. Единственной проблемой оставалась кличка. Чип звучало для меня именем испорченного подростка из американской школы восьмидесятых годов — парня, верховодившего в классе, но обреченного в будущем на работу бармена и мелкие преступления. Я склонялся к тому, чтобы назвать кота Ф. Кот Фицджеральд
[8] или Этельберт, потому что это мое любимое имя средневековых английских королей. Оно единственное включает оба имени — Этель и Берт — пары среднего возраста из Англии начала шестидесятых годов.
