— Подожди, — подбежала Лена. — Козел! — девушка залепила мне звонкую пощечину.
За что? Ах, да, вспомнил. Быстро, однако, до нее доходило. Что тут можно сказать? Все люди на восемьдесят процентов состоят из жидкости, но некоторые — из тормозной. В другое время я бы провел с ней воспитательную беседу, но сейчас некогда. Черный болид уже занял место на старте. Ну, на войне — как на войне. Я тоже подкатил свою малышку к зебре перехода.
Паша сказал что-то Лене, и вышел на середину дороги. Похоже, старт отдаст именно он. Что же, соответствует моменту. Стараясь не думать о том, что серьезнее соперника у меня еще не было, я поиграл педалью газа, подбросив несколько раз стрелу тахометра. Похоже, единственным, кто сохранял спокойствие в сложившейся ситуации, был Михо. Он равнодушно смотрел на крышку бардачка стеклянными глазами, и ни о чем не волновался. То ли был уверен в моей победе, то ли наоборот — в моем поражении. Выяснить его точку зрения не представлялось возможным, Шпалерадзе в жизни не проронил ни слова, и сейчас не собирался.
Я отключил все не нужное оборудование, чтобы не забирать у двигателя лишнюю мощность. Много от этого не выиграл, но с миру по нитке…
Подняв воротник, чуть сутулясь под дождем, Паша навел на меня два растопыренных пальца. Вижу. До посинения вдавив в пол сцепление, я включил первую. Стартер навел "викторию" на второго дуэлянта. И он видел. Президент поднял руки над головой.
Три секунды… А, может, зря? Зря я во все это ввязался? Сидел бы уже давно дома, перед телевизором, пиво пил.
Две секунды… Окрестности озарила яркая вспышка молнии. Медленно разрезая тучу, ярко-белая кривая прочертила полосу на небе. Или не зря?
Одна секунда… Матерь Божья, как курить хочется, кто бы знал! Пальцы левой руки, лежащей на руле, начало покалывать от напряжения. In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti…
Старт! Паша резко рубанул руками воздух. Одновременно с этим громыхнул гром. Топнув по педали акселератора, я бросил сцепление.
…amen!
Тахометр в ту же секунду зашкалило. Провернувшись несколько раз по скользкому асфальту, резина Pirelli нашла то, чего не хватало Архимеду — точку опоры. Мир от этого не перевернулся. Стрелка упала до трех тысяч оборотов, и автомобиль выстрелило, словно из пушки. Я еще успел воткнуть вторую, иначе двигатель накрылся бы большой медной посудиной.
Дрэгстер стартанул чуть позже — лишенные протектора шины буксовали несколько дольше. Разрезая носами стену воды, оба болида рванули к финишу. Но до него еще далеко. Пять секунд — полет нормальный. За этот ничтожно малый промежуток времени мой зверь набрал почти сотню. Но "зубило" оказалось быстрее — свет моих фар тонул в поднятой им водной пыли.
Третья. Чуть клюнув носом "десятка" продолжила разбег. Вода буквально заливала лобовое стекло, дворники, даже на максимальной скорости, не справлялись. Видимость — нулевая. Спереди — белое месиво воды и пара от дрэгстера, сзади — то же самое, но от моей крошки. По бокам — такой винегрет из домов, столбов, деревьев, что разобрать что-то совершено невозможно.
Четвертая. Двигатель начал перегреваться. Таких сумасшедших, экстремальных нагрузок, ему испытывать еще не приходилось. "Восьмерка" медленно, но верно отрывалась. Позади казаха оставались две совершенно сухие полосы.
Нет! Больше отставать нельзя! Сейчас, пока я нахожусь в разрежении, создаваемом дрэгстером, шансы еще есть. Но за этим разрежением следует область гораздо более плотного воздуха, попав в которую я заметно потеряю в динамике разгона. Скрипнув зубами, я попытался вдавить газ еще сильнее, но дальше просто некуда — начинался пол. Против физики не попрешь.
Пятая. Черный болид потихоньку сдавал позиции. Немудрено — рассчитанный на заезды в четверть мили, болид обладал нешуточной динамикой, но высокая максимальная скорость ему не к чему.
Решившись на маневр, я на градус… какой градус? На половину угловой минуты повернул руль. Ударившись в поток воздуха, вымещенный "зубилом", моя крошка заметно замедлила разгон. А термометр уже дошел почти до красного деления. Капли дождя, падая на капот, сию секунду испарялись, окутывая машину облаком пара. Чертыхнувшись, я повернул регулятор отопителя до упора. Должно помочь. Температура в салоне моментально подпрыгнула градусов до сорока, бортовой компьютер показывал совершенно несуразную цифру расхода топлива — тридцать два литра на сто километров!
Но дрэгстер уже сдавал свою позицию ни миллиметрами, а целыми сантиметрами. Он дошел до своего предела. Мы двигались почти вровень.
Я не знаю, как там на счет остальных светофоров, но тот, к которому мы приближались, сиял ярко-красным светом. И это было вдвойне хреново, поскольку на середину перекрестка выехал "дырявый" трамвай-ремонтник. Но тормозить никто не собирался, ни я, ни казах, ни, тем более — трамвай, который тащился с такой скоростью, что захоти, я пешком бы его сделал.
Это только в фильмах главный герой проскакивает под бензовозом, или прыгает сквозь раму такого же трамвая и преспокойно катит дальше. Реальная жизнь в корне отличается от художественных изысков некоторых голливудских режиссеров. Чтобы проскочить сквозь раму надо, по меньшей мере, от чего-то оттолкнуться. В идеале — от трамплина. Только где же его взять-то?
Дрэгстер нацелился на пространство позади транспорта. Мне выбирать не приходилось — или сдать позиции, или пролететь спереди трамвая. Это даже не выбор — издевательство.
Мотор ревел на пределе возможностей, спидометр показывал двести сорок километров в час — скорость, которую я развивал лишь однажды, на испытаниях. Вожатый ремонтника заметил угрозу и испуганно затренькал звонком. Конечно, он понимал бессмысленность своих действий, но, скованный ужасом, ничего другого придумать не мог. Да, трамваи в легкую сносят КамАЗы, но пуля весом в несколько сот килограмм, летящая со скоростью под две с половиной сотни километров пройдет сквозь кабину, как нож сквозь масло. В результате остатки трамвая и "пули" уместятся в одном спичечном коробке.
— А-а-а-а-а!!! — завопил я, приближаясь к тупой, словно топором срезанной морде ремонтника.
Передние колеса нашли на бетонную горку, по которой пролегали рельсы, и автомобиль взвился в воздух. Невысоко — меньше, чем на полметра. И не надолго — меньше, чем на секунду. Но этого хватило, чтобы пролететь над выступающей спереди транспорта сцепкой. Повернув голову, я успел разглядеть перекореженное ужасом толстощекое лицо водителя. Мужчины? Женщины? Определить не представлялось возможным. Между бортом моего "Боинга" и носом трамвая было не больше десяти сантиметров. Меньше десяти сантиметров жизни!
Через мгновение котенок грохнулся на лапы, звякнув глушителем об асфальт и выбив сноп искр. Дрэгстеру повезло меньше — он снес об горку переднее пластиковое антикрыло. Нечего выпендриваться.
А по большому счету нам повезло обоим — приземления были на редкость удачными — никто не выпустил руль, никого не закрутило на дороге, никто не лишился какой-нибудь весьма важной детали подвески.
