— Сколько с меня? — поинтересовался я.
— Нисколько! — Маша сняла с себя халат, скомкала его и швырнула в меня. — Считай это моим прощальным подарком.
— Прощай, — кивнул я.
Девушка открыла рот, собираясь еще что-то добавить, но вовремя передумала, махнула рукой и покинула спальню. Больше нам говорить не о чем. О чем, вообще, можно говорить со шлюхой? Завалившись на кровать, я нащупал пульт стереосистемы. Батарейки, как это ни странно, сдохли. И сдохли, судя по всему, уже очень давно. Включив радио испытанным дедовским способом, отрегулировав громкость так, чтобы заглушить ругань Марии, собирающей свои вещи, я, зажав губами сигарету, вернулся в постель. Две минуты спустя входная дверь грохнула так, что заглушила даже голос Moby. Прощай, Маша, прощай. Список людей, которых стоит поздравить с Новым Годом, уменьшился еще на одну строчку. Чиркнув зажигалкой, я прикурил сигарету и пустил в потолок кольцо умопомрачительной красоты.
Черт, может, зря я так? С таким отношением скоро и поздравлять-то некого будет. Сбегав в машину за бутылкой коньяка, я продолжил вчерашний банкет. Вишня и давленные клопы — убойное сочетание, и финиш получился вполне предсказуемый. Уйти в осадок мне не помешали даже басы стереосистемы. Соседи, как были — так и оставались понимающими, и за всю ночь ни разу меня не побеспокоили, чего нельзя сказать обо мне. Но, возможно, я их просто не слышал.
Проснулся я, как и прошлым утром, в обнимку с пустой бутылкой. Главное — чтобы это не стало привычкой, а так все в порядке. В смысле, пока в порядке. До прилета Татьяны с детьми оставалось еще целых два часа — море времени для человека, который домчит до аэропорта минут за пятнадцать. Час я убил на отмокание в ванной, после чего пообещал себе обязательно заглянуть сегодня в магазин и купить, по меньшей мере банку кофе. В программу-максимум входила так же зубная паста, шампунь и куча всякой мелочи типа лезвий для бритвы.
Едва не надев, по инерции, вчерашнюю загаженную футболку и джинсы, я, брезгливо взяв шмотки двумя пальцами, утопил их в ванне, полной кипятка. Да, блин, мы все еще кипятим! Найденные в гардеробе старые джинсы застегнулись лишь когда я основательно выдохнул воздух. Ну нифига себе! Так сесть за какие-то пять лет! Извлеченная оттуда же измятая рубашка оказалась гораздо более высокого качества, и почти не поменяла своего размера. Ах, да, Таня же брала ее без меня, и не совсем попала в габариты, взяв на пару размеров больше… прогнав последнюю мысль, я взял с полки ключи от авто, подбросил их, поймал, развернувшись спиной, и вышел во двор.
Моя малышка, сотрясая воздух прямотоком, понесла меня туда, где провела лучшие секунды своей жизни, где мгновения триумфа навеки увековечили ее и меня в истории Челябинского расинга. Туда, где величественные стальные птицы теряют свое превосходство, превращаясь в алюминиевые банки с крыльями. Туда, где я встречу самых дорогих мне людей, туда, где небо встречается с землей, и наоборот, прощается с ней, приближая человека к Богу.
— Тьфу, черт! — сплюнул я.
Что за глупости в голову лезут? Говорят, мужчины к сорока годам становятся сентиментальными. Но мне пока едва за тридцать! Старею, что ли? Не телом — так душой? К черту! Вогнав в щель приемника проигрывателя mp3-диск с предпредпоследней нарезкой Papa Roach, я тряхнул стариной по полной, домчав до стелы с МиГом, прикованным к земле десятком тонн гранита, всего за девять с небольшим минут.
До посадки рейса Москва-Челябинск оставалось еще куча времени, которое надо успеть куда-то деть. Помощники нашлись сразу. "To serve and protect" — именно такой девиз выведен на бортах полицейских автомобилей в большей части англоязычных стран. Резина моего болида не успела остыть, а рядом уже тормознул карбюраторный кусок сырья, весь тюнинг которого ограничивался люстрой на крыше и стильной аэрографией в виде синих полос на бортах с логотипом спонсора — "ГАИ". Из автомобиля, спеша "to serve", вышли двое в серых униформах.
— ГАИ города, старшина Осташко, — лениво козырнул гайец. — Ваши документы.
— Какого города? — уточнил я.
— Ясен корень, — усмехнулся мент. — Города-героя Танкограда.
В жизни есть три принципа. Нет, конечно, их гораздо больше, но основных — всего три. Доверять интуиции — это самое легкое, но даже этим элементарным правилом я пренебрег. Второе — быть внимательным. Уже сложнее. И, самое сложное — быть очень внимательным. Как-то так получилось, что на первое, второе, и тем более, третье, я забил огромный болт с левой резьбой, иначе обязательно задался бы вопросом: а какого черта у российского, вечно беспечного мусора, клапан кобуры, вопреки обыкновению, расстегнут?
Не задался, и жестоко поплатился за это. Отвлекшись на секунду, доставая документы, я дал блюстителю порядка время перейти ко второй части крылатого выражения — "and protect". Обернувшись к менту снова, вместо серых, словно специально подобранных в цвет формы, глаз, я наткнулся на черный провал пистолетного дула. Неприятная ситуация. Кто не верит — пробовать не советую.
— Убери пушку, — посоветовал я. — Я — гражданин Великобритании.
— Ты это в отделении расскажешь, — усмехнулся старшина. — И то, зачем Борьку ночью сбил — тоже.
— Ты бредишь?
Я дернул рукой, намереваясь почесать висок указательным пальцем, но Осташко унял зуд рукояткой Макарова. Вторая часть плавно перешла в третью, особо секретную, разработанную в недрах закрытых НИИ специально для отечественных пользователей. И вам не дай Бог.
Глава пятая
— Нет, серьезно, тебе очень повезло, — усмехнулся Дима. — Окрести тебя родители Ивановым Иваном Ивановичем — я бы не обратил никакого внимания.
— Первое и третье весьма маловероятно, — заметил я, потирая затекшие от браслетов руки.
Собакин, гордо расправив плечи со сверкающими тремя звездами на каждом, пододвинул к краю стола пепельницу и мои сигареты. Тоже неплохо устроился. Полковник уголовного розыска. Конечно не та шишка, к какой на кривой козе не подъедешь, но и не мелкая вошь, которая выпьет-то грамм крови, но настроение испоганит. Бульдоги такой закалки цепляются крепко, засаживая в плоть зубы до самых десен, да и щелчком по носу его не испугаешь. Мозги, охлажденные в подвале до рабочей температуры, работали необычайно быстро. Пожалуй, лучшего союзника, способного оказать реальное содействие и подпалить волосы на заднице гребаного расера, найти сложно. А главное — зачем искать, когда судьба сама преподнесла его мне на блюдечке с голубой каемочкой.
— Но встрял ты, дружище, конкретно, — покачал головой полковник.
— Погодь, — встрепенулся я. — Я же тебе все рассказал!
— Рассказал, — согласился Собакин. — И что? Представь картину — завалюсь я к прокурору, и скажу: "а знаете, Виталий Андреевич, сержанта Шапошникова-то вовсе и не гражданин Английской ССР Александров сбил — нет. Завалил-то его дух, из могилы восставший, покойный Сычев Алексей, царствие ему небесное". Как ты себе это представляешь, а, Саш? Я же сразу мундир на другой сменю. С длинными такими рукавами, что за спиной завязываются. В общем, вид я буду иметь достаточно бледный. И тебе это совершенно не поможет. Понимаешь меня?
