И самое поганое то, что Леся с Ксютой терялись в догадках, не зная и не понимая, что со мной происходит. Старт, точка отсчета, начало операции, или, уж совсем по-военному, час "Ч" назначен на завтра, на половину седьмого утра, а я до сих пор так ничего не сказал своим девочкам… молчать дальше было уже попросту невозможно. Домой последним вечером я поднимался в крайне подавленном настроении. В самом деле, не могу же я сказать, что пошел за хлебом, а вернуться через неделю? Если вообще вернуться… надо было срочно что-то придумать. Тот подходящий момент, на который я так надеялся, все не наступал и уже вряд ли наступит.
Настроение и так не красноармейское, а какой-то ублюдок в очередной раз выкрутил лампочку в подъезде, так что подниматься по лестнице пришлось на ощупь. Или, "по записи", как говорит Гера, вспоминая свое раллийное прошлое.
Достигнув предпоследнего пролета, я услышал на своей площадке чьи-то голоса. Один — девичий, в котором я узнал Ксюту. Второй — мужской, совершенно мне не знакомый.
— Ну че ты ломаешься, — уговаривал мужской голос. — Как целка-неберучка.
— Володя, ты совсем дурак? — раздраженно ответила дочка. — Сказала же — у меня маменька дома. И отец скоро вернется.
— Да я на комфорте и не настаиваю… давай хоть в подъезде?
— В подъезде? — фыркнула девчонка. — Ты дурак — нет? Еще что придумаешь! И, вообще, я сегодня не могу!
— Ах, не можешь! В клубешник на халяву можешь, а трахнуться — сразу не можешь? Тогда отсосешь! — заключил маленький mistkerl.
— Володя, ты…
— Сосать, сука!
Последние слова были подкреплены пощечиной. Ох, не ту девочку ты выбрал… Кольцо у меня выдернуло окончательно. Словно призрак, за одно мгновение я пролетел лестничный марш, и, ориентируясь по звуку борьбы, схватив дерущихся за загривки, растащил из в стороны, держа на весу на вытянутых руках. Тело полегче в левой руке, пахнущее духами, несомненно принадлежало моей дочери. А гораздо более тяжелая, трепыхающаяся туша в правой — неудавшемуся насильнику.
— Папка! — обрадовано вскрикнула Оксанка.
— Че за… — попробовал возмутиться парень.
Пришлось его заткнуть, воздействовав на речевой центр подъездной стеной, который, как известно, у правшей находится в правом полушарии. Хотя, могу и ошибаться. Нет, вряд ли — ублюдок же заткнулся!
Резко распахнулась дверь в нашу квартиру, и в дверном проеме, освещенная из-за спины так, что остался виден лишь стройный силуэт, такой же прекрасный, как и много лет назад, показалась Олеся в коротенькой ночнушке, едва доходящей до середины бедра. Ее растрепанные волосы, подсвеченные электрическим светом, создавали вокруг головки совершенно мистический сияющий ореол.
— Что здесь происходит? — грозно осведомилась жена.
— Да так, — буркнул я, ставя Ксюту на ноги. — Тут кое-кто отсосать хочет.
— Что!? — не поняла Леся.
— Мама, мама, уже все в порядке, — принялась успокаивать ее дочка.
Теперь я смог рассмотреть насильника. Узкое прыщавое лицо, острый нос, густая черная шевелюра. Единственной примечательной особенностью были ярко-синие глаза. На них, наверно, и повелась моя дочурка.
— Так, говоришь, пососать хочешь? — мрачно усмехнулся я, доставая левой рукой из наплечной кобуры Макарова.
Не самое легкое, должен заметить, занятие, извлечь левой рукой шпалер из кобуры, висящей подмышкой слева же. Но я справился с этим блестяще, большим пальцем опустив флажок предохранителя и им же взведя курок. Володя, словно завороженный, смотрел на вороненую сталь волыны, стертую до блеска на сгибах штамповки затворной рамы.
— Рот открой, — тихо приказал я.
Парень лишь испуганно замотал головой.
— Ты че, schwanzlutscher, не понял что ли? Я сказал — рот открой.
— Папа, может, не… — сжалилась дочурка.
— Так, отставить! — рыкнул я. — Не хочешь — не надо.
Коротко, без замаха, разбивая плотно сжатые губы и вышибая тесно стиснутые передние зубы, я воткнул ствол скрипки в рот ублюдка. Тот сдавленно запищал, а из глаз брызнули слезы.
— А то ты думал! — оскалившись, произнес я. — Хочешь кататься — хоти и саночки возить. Соси давай.
— Женя, в самом деле, хватит уже, — скривившись от отвращения, вымолвила Леся.
— Ладушки, — согласился я, вытаскивая петарду из пасти ублюдка. — Вали отсюда, schwuchtel.
Володя, выплюнув на бетонный пол зубы, вперемешку с кровью, отчаянно скуля, шатаясь, словно пьяный, спотыкаясь, побрел вниз по лестнице. Вытащив обойму, передернув, прикрыв ладонью окно экстрактора, затвор, я протянул пистолет Ксюте.
— Доча, почисти, пожалуйста, — попросил я.
Брезгливо взяв Макарова двумя пальцами за ремешок, стараясь не прикасаться к стволу, с которого капала слюна, приправленная кровью, девчонка пошла в ванную. Чистить оружие, как и стрелять и него, я научил ребенка еще до того, как она на двухколесном велосипеде ездить научилась.
— Женя, что с тобой случилось? — поинтересовалась жена. — Ты последние две недели сам не свой… я тебя вообще не узнаю! А это… поставил бы парню фингал под глазом — и хватит! Зачем так-то?
Нервы. Нервы, и в самом деле, стали ни к черту.
— Малыш, я утром уезжаю, — признался я.
— Как? Далеко? На сколько? — засыпала меня вопросами Олеся.
— Могу соврать, или ничего не сказать, — ответил я.
— Тогда лучше молчи, — вздохнула супруга, обняв меня и положив голову на плечо.
Глава 3
Тяжелая транспортная машина АН-124, по размерам лишь немного уступающая авианосцу, коснулась земли Северного Кавказа. Два бронехода, спрятанные в брюхе транспорта, слегка покачнулись на гидропневматике подвески. Теперь пути обратно точно нет — только вперед! Самолет, поднимая пыль взлетно-посадочной полосы турбинами, покатился по бетонке, гася скорость. Служащие базы, не занятые приемкой грузовика, равнодушно скользнув взглядом по фюзеляжу транспорта, продолжали заниматься своими повседневными обязанностями. Да, для них прибытие такой машины дело совершенно привычное. Ведь эта военная база — едва ли не единственный аэродром на сотни километров вокруг, способный принимать самолеты такого класса.
АН, почти остановившись, завернул в отстойник и замер, докатившись до УАЗика со снятым брезентом. В чреве самолета что-то гулко ухнуло, огромный задний люк поднялся вверх, а трап — наоборот спустился вниз. Первым, по праву командира, по сходням спустился я, за мной — остальные члены команды, исключая пилотов бронетранспортеров.
Мужчина среднего роста, поджарый, с проступающей сединой на висках, в зеленом пятнистом камуфляже, с майорскими звездами на погонах, отчеканив последние несколько метров строевым шагом, встал подле нас по стойке смирно и взял по козырек. Не знаю, что ему сказал Мороз, но он явно ожидал увидеть не ребят в серой форме без знаков различий, обвешанных оружием как новогодняя елка игрушками.
