Не буду больше утомлять читателя дотошным перечислением рублей и копеек, в поте лица зарабатываемых дореволюционным крестьянином. Нет никакого сомнения: каждая копейка доставалась ему немалым трудом. Однако, чтобы понять, много или мало он зарабатывал, надо сопоставить заработки с ценами на основные продукты в то время (см. Приложение, стр. 581).
По данным земской статистики, зимой 1902 года в Петергофском уезде пуд ржи (16 кг) стоил в среднем 91 копейку а зимой 1903 года – 88 копеек. Пуд ржаной муки стоил соответственно 1 рубль 2 копейки в зиму 1902 года и 1 рубль 10 копеек в зиму 1903 года. Шестинедельный «поенный» теленок стоил в Петергофском уезде весной 1902 года 10 рублей 45 копеек, а весной 1903 года – 9 рублей.
Таким образом, исходя из средней «поденной оплаты», работник в день мог заработать до пуда ржи, овса или ячменя, до двух-трех «мер» картофеля («мерой» назывался эталон для посадки, то есть примерно одно ведро, около 9 килограммов).
На кого мог работать крестьянин? На владельца частного хозяйства, на зажиточных хуторян, могло нанять крестьянина и сельское общество. Характерно, что у помещика оплата за крестьянский труд была выше.
Работал, конечно, крестьянин и на себя – на собственном участке. Конечно, во все времена крестьянский труд был и остается тяжелым. Однако сама жизнь толкала людей к работе – иначе не на что жить. «Не будешь работать – останешься голодным» – такова железная логика деревенской жизни. В деревне никогда не любили лодырей и пьяниц.
Большинство крестьян в то время выступали в качестве мелких собственников. Большую роль в развитии сельскохозяйственных районов Петербургской губернии сыграла столыпинская аграрная реформа. В Петергофском уезде появилось немало показательных хуторов, где жили не только эстонцы и финны-ингерманландцы, традиционно тяготевшие к хуторной системе хозяйствования, но и русские. Подобные «образцовые» хутора существовали во многих уездах Петербургской губернии.
«Образцовый показательный хутор-премия» – экспонат Царскосельской юбилейной выставки 1911 года
Любопытным экспонатом сельскохозяйственного отдела Царскосельской юбилейной выставки 1911 года явилась «огнестойкая хуторская усадьба СПб. товарищества «В. Ротерт и К°». В путеводителе по выставке сообщалось, что сооружение ее для экспозиции поручили одному «мужичку», тот так навострился делать «бетонитовые» полые кирпичи, что уже не оставлял этого промысла.
Представили на выставке и еще одну усадьбу – «образцовый показательный хутор-премию». Его возвели на средства, пожалованные государем императором Николаем П. Хутор полностью обставили (вплоть до портретов Романовых на стенах в горницах). В сараях, конюшнях, хлевах разместили лошадь, двух коров, быка, двух овец, кур и уток и даже поставили собачью будку во дворе. Организаторы выставки обещали, что этот «царский хутор» вместе с лучшими земледельческими орудиями, породистыми быком и жеребцом по определению экспертного комитета будет пожалован в виде приза лучшему из участвовавших в выставке крестьянину Царскосельского уезда.
Репортер «Петербургского листка» подглядел сцену, когда мужичок с бумагой и карандашом в руках старался все заприметить и хотя бы в грубых чертах зарисовать общий вид хутора. Цитирую репортера:
«– Больно уж хорош хуторок! – говорил он стоявшему рядом крестьянину. – Себе лажусь такой соорудить… Признаться сказать, есть у меня в сберегательной кассе шесть сотельных бумажек…
– Эх, паря! – отзывался его собеседник. – Сказал тоже шесть сотельных! Хутор-то этот, чай, многие тыщи стоит – не по носу нам табак.
– Ну я, значит, победней построюсь, опять же призайму деньжонок, а все же чтоб на такой манер вышло…»
В Петербурге даже выпускался специальный журнал «Хутор» – практическое сельскохозяйственное пособие, выходившее под редакцией и при ближайшем участии ученого-агронома П.Н. Елагина. Журнал содержал множество полезных сведений, пригодных, главным образом, для некрупных хозяев – хуторян, или, говоря сегодняшним языком, фермеров. В журнале печаталось много руководств по различным отраслям сельского хозяйства, практических статей с оригинальными рисунками, а также ответов специалистов на разнообразные сельскохозяйственные вопросы читателей. «Хутор» заслужил признание не только в России, но и за рубежом. В 1906 году в Милане он получил серебряную медаль на Всемирной выставке, в 1909 году – золотую медаль на выставке Общества садоводства в Ростове-на-Дону а в 1911 году – большую серебряную медаль на юбилейной Царскосельской выставке.
…Весьма интересна и поучительна во многих отношениях история о том, как недоучившийся студент петербургского Горного института по фамилии Трумм приобрел в начале 1910-х годов большой участок земли площадью в несколько гектаров в Петергофском уезде Петербургской губернии (в деревне Волгово) и устроил образцовое фермерское хозяйство.
Что подтолкнуло Трумма к решению бросить учебу и заняться сельским хозяйством – доподлинно неизвестно. Возможно, поучившись, он понял, что тяга к работе на земле для него сильнее учебы. А вот почему он выбрал именно эти места – можно предположить. Немалую роль, очевидно, сыграло то, что Трумм был эстонцем, а в нынешнем Волосовском районе в ту пору жило много выходцев из Эстляндии.
Столыпинская аграрная реформа, ставившая задачей создание класса зажиточных землевладельцев, дала возможность малоземельным землевладельцам из Эстляндии переезжать в Петербургскую губернию и обосновываться здесь на свободных землях. Поэтому здесь возникло много хуторных эстонских хозяйств. Не исключено, что Трумма позвал в Волгово какой-нибудь знакомый эстонец-хуторянин.
Как бы то ни было, Трумм показал себя прекрасным землевладельцем и образцовым хозяином на земле. За несколько лет он сумел крепко встать на ноги и стать зажиточным хозяином. Сразу напрашивается вопрос: где же Трумм взял начальный капитал? По всей видимости, по распространенной тогда схеме он взял ссуду в банке на покупку земли, сельскохозяйственного инвентаря, на сооружение дома и хозяйственных построек. Пригодились ему, по всей видимости, и знания, полученные в Горном институте.
В архиве сохранились чертежи построенного им дома – большого деревянного здания на каменном фундаменте, а также американской дизельной мукомольной молотилки, специально приобретенной Труммом для работы на своем участке. Эта машина успешно конкурировала с окрестными ветряными мельницами, коих вокруг находилось немало. Многие местные крестьяне стали молотить зерно на мельнице Трумма, что явилось еще одним источником роста его капиталов.
Семья Труммов, у которого было четверо детей (два сына – Владимир и Вярди, и две дочери – Мария и Элля), продолжала жить в Волгово и после революции. Пережив трудное время Гражданской войны, «ферма Труммов» вновь стала процветать во времена НЭПа. По архивным данным на 1925-1926 годы, за Михаилом Ивановичем Труммом числилось почти 30 десятин земли – больше, чем у кого-либо из жителей деревни Волгово. Таким образом, даже и при советской власти Трумм оставался самым зажиточным землевладельцем в Волгово.
