Подлинной дачной «столицей» являлись Териоки – летом тут насчитывалось до 50 тысяч (!) дачников. «Териоки – довольно большая деревня с дачами, построенными на манер шуваловских с садиками, балкончиками, обитыми парусиной и т.д., – писал В.К. Симанский. – Широко, на большое пространство раскинулись чухонские избы и дачи в этой местности и образовали собой много улиц и проулков, которые выходят на большую главную дорогу, идущую от станции и направляющуюся в соседние с Териоками деревни прямо около моря, которое широкою скатертью раскинулось в нескольких шагах от дороги… Здания скучиваются неподалеку от станции, но чем дальше по дороге от станции, тем здания встречаются реже и реже и, наконец, совсем переходят в одиночные домики-особняки вблизи моря, среди соснового леса, доставляя воздух и простор. Но таких дач немного, да и они дороги, при том же далеко от станции, и чтоб попасть с них на вокзал, надо нанимать таратайки».
Дачники, жившие в Териоках, всю провизию получали из лавочек по городским ценам. На дальние дачи ездили мясники с мясом и зеленью. «Увеселений никаких, и дачники проводят время в прогулках к морю, блестящему как сталь в солнечный день, или совершая поездки на таратайках в соседние деревни Тюрисево и Черную речку, в 10 верстах от Терпок, небольшую финскую деревеньку, где также живет масса дачников; там имеется что-то вроде гостиницы, где и останавливаются гуляющие; цены умеренные», – описывал В.К. Симанский.
Проверка документов на российско-финляндской административной границе. Переходной пункт в Куоккало (ныне Репино). Фото 1908 года
А вот еще одно свидетельство о дачной жизни в Териоках, только уже спустя полтора десятилетия. «Териоки – столица, или "пуп", дачной Финляндии, – иронично замечала в 1908 году "Петербургская газета". – Коренное, оседлое население состоит из финнов и русских "зимогоров". Кочевые племена представлены русскими, главным образом, совершающими нашествие из Петербурга. Имеется "пляж", с которого можно наблюдать живые картины, изображаемые дачницами из Петербурга, без взимания платы и даже благотворительного сбора».
Дачные пригороды на побережье Финского залива являлись излюбленным местом отдыха столичной художественной интеллигенции. Недаром именно тут поселился И.Е. Репин в своих «Пенатах». По словам газетчиков, Репин «сидит у себя в Куоккале и никого знать не хочет. Впрочем, это не совсем верно. Раз в неделю, а именно по средам, затейливые ворота отворяются, и художник принимает у себя гостей. Большую часть из них составляют бывшие и нынешние ученики знаменитого художника, приезжающие посоветоваться с ним о своих работах».
В Куоккале, по словам Д.С. Лихачева (их семья до революции снимала здесь дачу), отдыхала небогатая петербургская интеллигенция. В.В. Маяковский, A.M. Горький, В.Э. Мейерхольд часто жили в этих местах, а возле репинских «Пенат» построил себе дом К.И. Чуковский. «Куоккала была царством детей, – вспоминал Д.С. Лихачев. – На пляже слышался гомон детских голосов. К морю уходили на целый день, брали с собой молоко и завтрак…» Любимыми занятиями куоккальских дачников были самодеятельные спектакли в местном театре (где иногда выступали Маяковский и Чуковский), благотворительные представления, игры в крокет, серсо и рюхи, а также в карты – винт и преферанс.
Взрослые играли вместе с детьми – запускали змеев, жгли костры, устраивали шутливые выставки. «В дни рождения и именин детей обычно иллюминировали сад китайскими фонариками, обязательно жгли фейерверк, – рассказывал впоследствии Д.С. Лихачев, – впрочем, Горький на своей даче зажигал не только фейерверки, но и просто костры без всякого повода. Он любил огонь».
«И какие только национальности не жили в Куоккале: русские, финны-крестьяне, сдававшие дешевые дачи… петербургские немцы, финляндские шведы, петербургские французы и итальянская семья Пуни – с необыкновенно темпераментным стариком Альбертом Пуни во главе, вечным заводилой различных споров…» – писал Д.С. Лихачев. А собирались все куоккальские жители – и русские, и лютеране, и католики – в православной церкви.
«Жизнь дачной местности летом была совершенно непохожа на современную, – отмечал Д.С.Лихачев. – Дачники постоянно общались, ходили друг к другу в гости, обсуждали все новости – как газетные, так и местные… Все это создавало культуру. Культура дачного общества была повторением русской культуры в целом, но в меньшем масштабе».
До Куоккалы в безветренную погоду доносился звук колоколов Исаакиевского собора, а на пляже слышались артиллерийские залпы при учениях на форту «Тотлебен». Особенно участились учебные стрельбы после начала Первой мировой войны, и в дачную жизнь Куоккалы вошли «ноты тревоги…».
Куда деваться летом петербургским детям?
Организация загородного летнего отдыха детей и ранее всегда становилась серьезной проблемой для такого огромного мегаполиса, как Петербург, – ведь не все родители имели возможность отправить свое чадо на дачу или «к тетке» в деревню. «Пионерские» лагеря родились не в 1920-х годах, как полагает большинство, а гораздо раньше. Только назывались они по-другому – «летние школьные колонии».
«Оставаться летом с детьми в городе, где так мало растительности, и заставлять детей дышать пыльной и душной атмосферой – прямо преступно. Остается увезти их куда-нибудь на дачу и в деревню, – писал "Петербургский листок" в мае 1900 года. – Но куда же деться летом детям бедного населения, ютящегося по подвалам и углам? Вот для этих-то несчастных и нужны детские колонии, которых на Западе насчитывают около каждого большого города десятками, у нас же их мало. Дело это у нас развивается туго потому, что оно рассчитано только на одну частную благотворительность».
Прошло еще восемь лет, и «Петербургская газета» снова ставит тот же вопрос: «Не всем детям приходится проводить время на даче: бедняки-родители, обремененные семействами, лишены возможности проявить нежную отеческую заботливость о детях и вынуждены отказаться от дач. И несчастным детям выпадает тяжелый удел: томиться в грязном и заразном городе в то время, когда их маленькие коллеги-счастливцы наслаждаются всеми дарами природы».
Отдадим должное красноречию столичных журналистов начала XX века: они делали все, чтобы привлечь внимание властей к этой проблеме. Впрочем, не все было так уж плохо, кое-что делалось в этом направлении. Еще в 1883 году в Петербурге возник «Кружок школьных дач», занимавшийся организацией летнего детского отдыха. Он состоял под Высочайшим покровительством государыни императрицы Марии Федоровны. «Кружок» наметил своей задачей «доставление возможности бедным и немощным учащимся детям проводить лето в здоровой дачной обстановке». В скором времени появилась первая дача, построенная для подобной благородной цели. Ее построила графиня Левашова на ее земле близ станции Левашово.
Спустя 8 лет «Кружок» превратится уже в «Общество школьных дач Санкт-Петербургских средне-учебных заведений», членами его в начале XX века станут около 40 различных учебных заведений, давших согласие на его финансовую поддержку. Но, несмотря на явно значительное количество учебных заведений – участников, «Общество» могло предоставить детям всего лишь около 200 мест. И это на весь Петербург! Поэтому отбор на эти дачи производился самый строгий: врачи, служившие там, принимали к себе только самых слабых детей, перенесших тяжелые болезни или слабых от рождения. Кроме того, приходилось устраивать две смены, чтобы дать возможность пожить за городом возможно большему количеству детей.
