Форс мысленно вернулся к невероятным событиям последних дней. Он давно уже не мог понять, сколько дней прошло с того времени, когда он покинул Айри. Но в том, что сказал Эрскин, было зерно истины – их еще не остановили, несмотря на Чудищ, народ ящериц и степняков. Даже Земля Взрыва и пожар не стали для них непреодолимыми барьерами...
– Ты помнишь, что я однажды сказал тебе, брат, там, когда мы стояли на поле летающих машин? Никогда больше человек не должен воевать с себе подобными, потому что если он будет это делать, то человечество полностью исчезнет с лица Земли. Древние начали это своим смертельным дождем с небес, и если мы продолжим, то будем прокляты и погибнем!
– Я помню.
– Теперь у меня не выходит из головы то, – медленно продолжил великан, – что нам с тобой показали некоторые вещи, которые мы, в свою очередь, можем показать другим. Эти степняки рвутся воевать с моим народом – и все же в них тоже есть тяга к знаниям, которую Древние по глупости своей отбросили прочь. Они порождают таких искателей, как этот Мэрфи, с которым мне хотелось бы завести дружбу. Есть также ты, из клана горцев – и все же ты не испытываешь ненависти ни ко мне, ни к степняку Мэрфи. Во всех племенах мы найдем людей доброй воли...
Форс облизнул губы.
– И если бы такие люди доброй воли могли сесть вместе на общем Совете...
Избитое лицо Эрскина загорелось.
– Мои мысли сказаны твоими устами, брат! Мы должны избавить Землю от войн, или же мы, в конце концов, перережем друг друга, и то, что было начато давным-давно, семенами смерти, посеянными нашими отцами, будет закончено постоянно обагренными кровью мечами и копьями... Мы оставим Землю Чудищам. А в такую возможность я не хочу верить!
– Кантрул сказал, что его народ должен или сражаться, или умереть.
– Так ли это? Есть война разного рода. В пустыне мой народ сражался каждый день, но его врагами были песок и жара, и сама бесплодная земля. И, если бы мы не утратили прежних знаний, мы, наверное, даже смогли бы сражаться, или превратиться в мягкотелое ничто – но пусть он сражается во имя созидания, а не во имя разрушения. Я вижу свой народ обменивающимся изделиями и знаниями с теми, кто рожден в шатрах, сидящим у костров Совета с людьми из горных кланов. Теперь настало время, когда мы должны действовать, чтобы спасти человечество. Потому что если народ из шатров пойдет войной на юг, он зажжет такой пожар, который не сможет загасить вновь, и не сможем загасить ни мы, ни любой другой живой человек. И в этом пожаре мы будем подобны деревьям и степной траве – мы будем полностью сожжены!
В ответ Форс мрачно растянул кожу на лице, покрытом пеплом, и эта гримаса никак не походила на улыбку:
– Нас только двое, Эрскин, а я, несомненно, объявлен вне закона, если жители Айри вообще заметили мой побег. Мой шанс на то, чтобы меня выслушали на Совете, был уничтожен Чудищами, когда они сожгли все мои записи, сделанные в городе. А ты?
– Тут есть кое-что, брат. Я – сын Носителя Крыльев – хотя и самый младший и последний из клана. Так что, наверное, некоторые меня выслушают, хотя бы и недолго. Но мы должны добраться до моего племени раньше степняков.
Форс швырнул в воду обглоданную кость.
– Эге! Тогда, значит, снова пешком. Хотел бы я, чтобы нам удалось увести быстроногих скакунов из табунов степняков. Четыре ноги лучше двух, когда тебе нужна скорость.
– Пойдем пешком. – Но Эрскин не смог подавить восклицания боли, когда поднялся на ноги. Форс видел, что он оберегал плечо, где все еще алела рана. Однако никто из них ни разу не пожаловался, когда они спрыгнули с выступа и побрели через овраг.
У Эрскина есть мечта, и это великая мечта, подумал Форс, почти завидуя ему. Он сам натягивал тетиву лука Чудищ без всяких церемоний и мог драться всеми известными ему способами, когда ставкой была его жизнь, как это было, когда степняки загнали их в угол. Но убивая, он не испытывал никакой радости – такого с ним никогда не бывало. Как охотник, он убивал только для того, чтобы заполнить свой желудок, или для общих котлов Айри.
Ему не нравилась мысль о том, что придется пустить стрелу в Мэрфи или стоять с обнаженным мечом против Вокара, не имея никакой другой причины, кроме жажды боя...
Почему все это время жители Айри сторонились других людей? Он знал древние легенды – они гласили о том, что жители Айри произошли от избранных людей. Эти люди спрятаны в горах вместе со своими женщинами, чтобы избежать именно такого конца, который постиг всю их цивилизацию, растерзанную в кровавые клочья. Они были посланы туда, чтобы хранить свои знания – так они и поступали, стараясь их приумножить.
Но не стали ли они в результате этого считать себя высшей расой? Если бы его отец не нарушил неписаного закона и не женился бы на степнячке, если бы Форс сам был рожден с чистой кровью клана Айри, думал бы он сейчас так, как он думает? Ярл – его отец любил Ярла, очень уважал его, был первым, отдавшим ему честь, когда его выдвинули в Капитаны Звездных Людей.
Ярл мог бы говорить с Мэрфи, и это была бы беседа двух острых умов жадная, напористая. Но Ярл и Кантрул – нет. Кантрул был иной породы. И все же он был человеком, за которым всегда последуют другие – не отрывая глаз от этой высоко поднятой головы с ее клоками седых волос – боевого знамени.
Сам он был мутант; существо смешанной породы. Мог ли он говорить от имени кого-нибудь, кроме себя самого? В любом случае, теперь он знал, чего хотел, – следовать за мечтой Эрскина. Он не мог поверить, что эта мечта когда-нибудь станет явью. Но борьба за нее будет его борьбой. Он хотел для себя звезду лично – серебряную звезду, которую он мог держать в своих ладонях и носить как почетный знак, чтобы добиться уважения у отвергнувших его людей. Но теперь Эрскин показал ему нечто такое, что могло быть величественнее любой звезды. Погоди... погоди, и увидишь.
Его ноги легко вошли в ритм этих двух слов. Ручей вышел из оврага и внезапно повернул. Цепляясь за кусты, Эрскин вылез на крутой берег. Форс добрался до верха одновременно с ним, и они увидели то, что находилось на юге. Густой столб дыма грибом стоял в полуденном небе.
На минуту пораженный Форс подумал о пожаре в прерии. Но он же наверняка не добрался сюда, они много часов назад миновали границу выжженной земли. Другой пожар, и этот дым от него? Можно было идти вдоль ряда деревьев справа, по дороге, петлявшей в поле, заросшем спутанным кустарником, на ветвях которого висели тяжелые зрелые красные плоды, и добраться до источника дыма, не подставляя себя под удар.
Форс почувствовал, как его кожу скребут колючки ягодных кустов. Он набивал рот терпко-сладкими плодами, ползая и пачкая руки и лицо темно-красным соком.
На полпути через ягодную поляну они наткнулись на следы борьбы. Под кустом лежала искусно сплетенная корзинка, из которой рассыпались ягоды и смешались в кашу на затоптанной земле. Отсюда на другую сторону поля вел след из смятой травы и поломанных кустов.
Эрскин освободил из тугой хватки шиповника окрашенную в тускло-оранжевый цвет полоску ткани. Он медленно протянул ее между пальцев.
