В один из весенних дней 1910 г. на площадку ковша пришли плотники. Застучали топоры, завизжали пилы, в шагах в семи-восьми от часовни, перед которой полвека совершались молебствия и крестные ходы, выросло уродливое деревянное строение с надписью: «Общий ватерклозет». Старожилы ковша были поражены подобной дерзостью и посчитали такое соседство возмутительным оскорблением и осквернением православной святыни.
Вполне вероятно, что этот факт знали бы только «ветераны» ковша да окрестные обыватели, если бы не вездесущие репортеры-газетчики. Прознав про осквернение часовни, они сразу же сделали это событие достоянием печати, не упустив возможность в очередной раз сделать дерзкий выпад по адресу «отцов города», равнодушно взиравших на хиреющую часовню. Власти попытались замять ситуацию, но довольно неуклюже, приехал председатель Городской больничной комиссии генерал Нидермиллер, собственноручно забрал из часовни чтимую икону и увез ее в неизвестном направлении.
Спустя некоторое время, в августе 1910 г., кто-то сломал крест на крыше часовни, после чего она стала представлять собой просто пустой деревянной ящик. «Но так как деревянный сруб все-таки был освящен, то его решили на днях сжечь, – отмечал репортер одной из газет. – Такой конец постиг заброшенную и забытую часовню»…
Козье болото
В старом Петербурге было несколько Козьих болот, о них сегодня уже мало кто помнит. Так звались заболоченные места с сочными травами, на которые паслись козы.
Наиболее известное Козье болото находилось в Малой Коломне – в районе реки Пряжки. Здесь до начала XIX в. лежало едва проходимое болото, где пасли коз, а осенью стреляли уток. Теперь тут – площадь Кулибина, которая прежде звалась Воскресенской – по имени стоявшего в ее центре храма. В 1832 г., желая отметить рождение великого князя Михаила Николаевича и окончание вспышки холеры, жители Малой Коломны просили дозволить выстроить на Козьем болоте каменный храм. Он был выстроен только в середине XIX в. и простоял до 1932 г., когда его закрыли и взорвали.
Другое Козье болото существовало на Петербургской стороне – рядом с Пушкарской слободой, где ныне идут Большая и Малая Пушкарские улицы. По словам знатока фольклора Наума Синдаловского, именно это болото вошло в мрачную петербургскую поговорку: «Венчали ту свадьбу на Козьем болоте, дружка да свашка – топорик да плашка». Дело в том, что вблизи этого Козьего болота находился Обжорный рынок, где было одно из мест публичных казней.
Было и еще одно Козье болото – в нынешнем Московском районе, там, где теперь улица Костюшко.
Коломна
Этот истинно петербургский район расположен между Фонтанкой, Мойкой, Пряжкой и Крюковым каналом. Екатерининский канал делит Коломну на Большую и Малую.
Относительно происхождения названия Коломны до сих существует много версий. По одной из них, оно связано с первыми жителями этих мест – переселенцами из подмосковного села Коломенского. По другой, «Коломна» произошло от «колонии» – слободы, где селились иностранцы.
Есть и еще одна версия, что в названии «Коломна» сплелись чужеземные слова – итальянская «колонна», то есть межевой столб, и с тем же значением – немецкая «колюмна». И то, и другое слово, как отмечает историк-краевед Анатолий Иванов, встречается в купчих договорах конца XVIII в. Звучало это следующим образом: «…в большой колюмне, между Фонтанкою и Глухою речкою…» или «…на Адмиралтейской части, за Мьей речкою, в новопостроенных слободах колюмнах…».
«Вот этот-то сплав чужеземных слов „колонна“ и „колюмна“ и был переосмыслен русскими людьми в привычное слово Коломна», – считает краевед Анатолий Иванов. Понятие «колонна-колюмна» постепенно расширялось до значения улицы и слободы. Поэтому в Петербурге в ту пору название «Коломна» существовало в разных частях города, где прокладывались регулярные улицы. В купчих встречаются слова «колюмна» и «коломна» для обозначения будущих Кузнечного, Поварского, Свечного и других переулков.
«Возникает вопрос, почему же название Коломна уцелело применительно только к одной части города? – задается вопросом Анатолий Иванов. – По-видимому, причиной здесь то обстоятельство, что другая Коломна в Московской части уже имела более употребительное наименование – Дворцовая слобода. В остальных же случаях речь идет не о собирательном названии целого городского района, а лишь об отдельных улицах, которые, приобретя собственное имя, переставали называться „коломнами“».
…Во все времена Коломна являлась уникальным уголком старого Петербурга. Историк Юрий Пирютко (под псевдонимом К.К. Ротиков в своей известной книге «Другой Петербург») замечает, что Коломну просто невозможно не полюбить. «Гулять по Коломне есть одно из сильнейших ощущений Петербурга, – пишет он. – Если в Петербурге можно найти какое-то сходство в Венецией, так именно здесь, в Коломне».
Недаром к Коломне были неравнодушны многие поэты и писатели, и не случайно этот район издавна стал местом их притяжения. Нельзя не упомянуть пушкинский «Домик в Коломне», да и Евгений, герой «Медного всадника», тоже жил в Коломне. А вот строки из гоголевского «Портрета», посвященные Коломне: «Тут все непохоже на другие части Петербурга; тут не столица и не провинция; кажется, слышишь, переходя в коломенские улицы, как оставляют тебя всякие молодые желания и порывы».
Никольский Морской собор и колокольня у пересечения Екатерининского и Крюкова каналов – одно из самых поэтичных мест старого Петербурга. Фото начала ХХ в.
«Здесь все тишина и отставка, – продолжал Н.В. Гоголь. – Сюда переезжают отставные чиновники, которых пенсион не превышает пятисот рублей в год; вдовы, жившие прежде мужними трудами; выслужившиеся кухарки, толкающиеся целый день на рынках, болтающие вздор с мужиком в мелочной лавке и забирающие каждый день на 5 копеек кофею и на 4 копейки сахару. Жизнь в Коломне всегда однообразна; редко гремит в мирных улицах карета, кроме разве той, в которой ездят актеры и которая звоном, громом и бряцаньем своим смущает всеобщую тишину. Здесь почти все – пешеходы… Вдовы-чиновницы, получающие пенсион, – самые солидные обитательницы этой части. За ними следуют актеры, которых жалованье не позволяет выехать из Коломны. После этих тузов, этого аристократства Коломны, следует необыкновенная дробь и мелочь…»
Действительно, в ту пору здесь обитали мелкие чиновники, служащие и отставные, вдовы, жившие на небольшую пенсию, небогатые дворяне, актеры, студенты, бедные ремесленники. Коломна напоминала тогда глухую провинцию – деревянные дома с садами, огородами, дощатыми заборами.
«Крюков канал служит границей между нарядной, показной частью города и той особенною стороной, которая известна под именем Коломны, – говорилось в романе В.В. Крестовского „Петербургские трущобы“. – Морские солдаты да ластовые рабочие, часто под хмельком; лабазники из Литовского рынка, которые прут перед собою двухколесные ручные тележки с кладью; театральные мастодонты-колымаги, развозящие с репетиций балетных статистов и оперных хористок; мелкий чиновничек с кокардой на фуражке, гурьба гимназистов, гулящий „мастеровой человек“ да фабричный с Бердова завода – вот характерные признаки уличного движения Коломны. Впрочем, и здесь есть обитатели весьма комфортабельных бельэтажей, даже красуются пять–шесть барских домов…».
