Ничего удивительного: город всегда разлагающе влиял на пришлый «крестьянский элемент». Попадая в город, деревенский житель нередко терял ориентиры и поддавался всевозможным соблазнам, неведомым прежде. По мнению автора «Новгородской жизни», именно крестьяне-«питерцы» служили рассадником пороков в деревне, а поскольку дурной пример всегда заразителен, то от них зло распространялось и на постоянных жителей. А главная причина – в пьянстве. «90 % преступлений и хулиганств совершено здоровым, не врожденно-преступным элементом в пьяном виде. Ну, а пить народ будет до тех пор, пока у него не явятся духовные запросы и пока эти запросы не будут удовлетворены»…
Впрочем, если жизнь в окрестных деревнях оставляла желать лучшего, то в деле народного образования в Тихвине в том же 1911 году произошло серьезные и весьма положительные изменения. Произошло то, о чем долгое время приходилось только мечтать: в начале сентября в Тихвине открылось реальное училище.
Предвкушая радость тихвинцев, «Новгородская жизнь» писала: «Облегченно вздохнут как мелкие служащие и небогатые горожане, так и сельские учителя, которым приходилось обучать своих детей в Новгороде и других городах, где жизнь дороже, чем в таком маленьком городке, как Тихвин. Со временем будет, конечно, наплыв в училище и крестьянских детей, если земство придет также на помощь, как пришло оно на помощь женской гимназии, ассигновав триста рублей на интернат крестьянских дочерей, который, по слухам, и будет открыт в начале учебного года».
И, действительно, надежды тихвинцев вполне оправдались. Уже в конце октября газета писала, что открытое на средства города и земства реальное училище сразу приобрело симпатию и доверие населения. Более того, уездное земское собрание на своей сессии ассигновало на будущий, 1912-й, год дополнительную тысячу рублей на содержание училища.
«Местное пожарное общество заарендовало у г. Пагальского большой запущенный сад, который был обществом расчищен и приспособлен для гуляний, – сообщалось в „Новгородской жизни“ в начале сентября 1911 года. – Устроена сцена, на которой ныне идут представления, по преимуществу комедии. Публика во время спектаклей сидит под открытым небом на скамейках. Вход в сад платный, места также платные».
Впрочем, в хронике тихвинской жизни лета-осени 1911 года среди событий, вызвавших огромный резонанс в обществе, было не только открытие реального училища и общественного сада, но и громкое убийство, произошедшее в Петербурге и аукнувшееся в Тихвине. Жертвой злоумышленников стал известный столичный архитектор 63-летний Николай Алексеевич Мельников. Зодчего задушили в собственной квартире. Сыщикам почти сразу удалось напасть на след убийц, который и привел их в Тихвин. Убийцы прибыли в город на дачном поезде и расположились на вокзале закусить. Их поведение сразу обращало на себя внимание: они явно нервничали и постоянно оглядывались вокруг себя. Подозрения подтвердила и телеграмма из Петербурга.
Преступники пытались бежать, но их тут же схватили, несмотря на оказанное отчаянное сопротивление. При обыске у них нашли похищенные у архитектора драгоценности – четыре бриллиантовых кулона и много золотых вещей. После недолгого запирательства они сознались в убийстве архитектора Мельникова. О цинизме хладнокровных убийц – Константина Кирсанова и Николая Журавова – говорило подобие договора, заключенного ими между собой и обнаруженного полицией. «Если в случае я, К. Кирсанов, буду замечен полицией, – говорилось в нем, – то я должен, согласно условию, покончить свою жизнь. В этом случае деньги должны остаться у Журавова и из них он должен по двести рублей дать братьям Кирсанова. Остальные деньги, которые окажутся у Мельникова, предназначаются на пропой».
Весть о поимке злодеев сразу же распространилась по всему Тихвину, взбудоражив население. Один из убийц архитектора Мельника оказался коренным тихвинцем, а другой – его родственником, имевшим в Тихвине родную сестру. В ожидании этапа в Петербург злоумышленников посадили под замок в местную тихвинскую тюрьму. Многие горожане, падкие до сенсаций, тотчас бросились к стенам тюрьмы: очень хотелось поглазеть, как преступников поведут под конвоем. В толпе только и слышно было: «Скорее, скорее бы посмотреть на них! Какие у них глаза? Как они пойдут?».
«Нас, тихвинцев, не удивишь преступлениями, мы ко многому привыкли, – замечал обозреватель „Новгородской жизни“. – Нам нипочем узнать, что такая-то мещанка облила такую-то соперницу кислотой; не удивишь также известием, что такая-то дамочка бальзаковского возраста подкупила прислуг, чтобы отравить свою мнимую соперницу; не ужаснемся от того, что один субъект надел другому на голову мешок, пропитанный керосином, и поджег его. Нет, нам это нипочем. Вот, что-нибудь попикантнее, тогда мы полюбопытствуем с удовольствием и посудачим вовсю».
Кстати, чуть ли не в тот же день, когда в Тихвине поймали убийц зодчего Мельникова, по городу распространилась еще одна новость: как оказалось, почтенного тихвинца Красильникова арестовали в Петербурге с порядочным количеством поддельных денег – золотых и серебряных. «Правду говорят – в тихом омуте черти водятся», – резюмировали в «Новгородской жизни»…
Упорный труд переселенца
Как известно, население и Петербургской губернии, и соседних земель всегда отличалось многонациональным характером, причем процесс взаимодействия и взаимопроникновения различных культур происходил постоянно и естественным образом. На протяжении многих лет Северо-Запад был и остается и поныне местом мирного сосуществования представителей десятков народов и национальностей.
Причины передвижения с место на место значительных национальных групп, конечно, различные. К примеру, массовое переселение эстонцев в пределы нынешней Ленинградской области, происходившее в последние десятилетия XIX века, имело ярко выраженный экономический характер. Поиск заработка и крайняя нужда заставляли многих выходцев из Эстляндии оставлять родные места и подыскивать возможность прокормить семью в ближайших губерниях. К концу XIX столетия на территории Петербургской губернии и Петербурга проживало около сорока тысяч эстонцев.
В соседней Новгородской губернии эстонцев-переселенцев насчитывалось к тому времени больше трех тысяч. В их число входило и жители эстонского компактного поселения в Тихвинском уезде, относившемся в ту пору к Новгородской губернии. О том, как оно появилось, и о взаимоотношениях местного населения с «колонистами», подробно рассказывалось в одной из публикаций газеты «Новгородская жизнь» в 1911 году.
Все началось с того, что в начале 1870-х годах в эстонских газетах в прибалтийском крае появились объявления о благодатных землях, а также льготах и благах, которые и не снились безземельному или малоземельному эстонцу на своей родине. И все это за ничтожную, по сравнению с прибалтийской, плату в 1 рубль за десятину, предлагалось тем эстонцам, кои пожелали бы переселиться в Тихвинский уезд на земли графа Менгдена в Жуковской волости. Переселенцам обещали построить дома и хозяйственные постройки, а также выдать ссуду и даже оплатить переезд.
Вслед за объявлениями в город Юрьев (ныне Тарту) приехал управляющий графа Менгдена – эстонец по имени Юлиус. В памяти эстонцев-переселенцев осталось только одно имя этого человека, сыгравшего в их судьбе не самую благовидную роль. Но все это будет потом, а пока Юлиус, обещавший едва ни не молочные реки в кисельных берегах, стал набирать партию переселенцев. Его речи возымели действие: желающих ехать оказалось даже больше, чем требовалось. По всей видимости, не очень сладко жилось им в своем родном краю: от хорошей жизни ведь не убегают…
