…А мы идем дальше, к мемориалу «Синявинские высоты», где нас ждет полевая кухня. Все увиденное в лесах и болотах неизгладимо остается в памяти.
Напоследок я не мог не задать Евгению Ильину вопрос: как все эти места будут выглядеть лет через сто?
Следы войны на местах боев Волховского фронта. Фото автора, октябрь 2012 года
Следы войны на местах боев Волховского фронта. Фото автора, октябрь 2012 года
«Это будет зависеть от нас. Если стирается память, то история исчезает. А если исчезает история, то исчезает народ. В то же время глупо предполагать, что через сто лет здесь все будет так же, как и сейчас. Жизнь идет вперед, и, может быть, здесь будут новые дачные поселки и города-спутники. Живая память держится три поколения, потом она уходит, и это неизбежный процесс. Вопрос состоит в том, как сделать так, чтобы эта память не ушла окончательно. Историки вычислили, что живая память о членах своей семьи держится три поколения. И когда некоторые студенты говорят мне, что для них Великая Отечественная война – как Куликовская битва, я их не обвиняю: это нормально. Но все-таки предлагаю им покопаться в своей родословной. Некоторые загораются интересом, а потом приходят и говорят: «Я даже и не знал, что мой дед воевал, был награжден». И он теперь им гордится. А значит – память будет жить»…
Памятники истории у бывшей границы
Карельский перешеек – примечательное место во многих отношениях, в том числе и с точки зрения фортификации. Здесь, на маленьком пространстве земли, друг против друга стоят остатки некогда очень мощных линий обороны, оставшихся со Второй мировой войны. Причем название одной из них, названной в честь Маннергейма, у всех на слуху. А вот наш Карельский укрепрайон, сокращенно КаУР, знают пока только специалисты и те, кто глубоко интересуется историей. Строили его одновременно с «линией Маннергейма», стремясь защитить город Ленина от возможного нападения армий враждебных «буржуазных стран» с северной стороны. Граница-то проходила всего в 32 километрах от Смольного!
Свою роль КаУР реально сыграл во время Великой Отечественной войны, став фактическим северным рубежом города. Более того, это единственный укрепрайон, входящий в так называемую «линию Сталина», который не был взят врагом. Один из участков КаУРа, насчитывавшего около 30 фортификационных сооружений самого разного рода, находился в бывшем местечке Каллелово нынешнего Всеволожского района Ленобласти. Сюда и пригласили журналистов ревнители истории фортификации.
Здесь уже всего несколько сотен метров до бывшей финской границы. Самого Каллелово уже давно нет – оно исчезло во время войны. А местных жителей, финнов, оттуда выселили еще в середине 1930-х годов, когда начали возводить тут сооружения Карельского укрепрайона. Теперь вокруг лес, который ныне активно вырубают…
Свернув с Выборгского шоссе на узкую дорогу через садоводства, наш ПАЗик, проявив чудеса выносливости, покувыркался по ухабистой грунтовке, а затем загромыхал колесами по пыльной бетонке, ведущей к песчаному карьеру. Вот и первая остановка – обелиск в память погибших летом 1944 года шведских добровольцев, воевавших в составе финской армии. Установили его здесь ветераны «той стороны» еще в 1993 году. Памятник бывшим врагам стоит уже почти двадцать лет, и вот добрый знак: он в целости и сохранности, ни у кого не поднялась на него рука. Все-таки раны войны зарубцовываются…
Впрочем, историки-фортификаторы хотели показать не столько памятник, сколько необычное сооружение в лесу, всего в метрах двадцати от него. На первый взгляд – ничем не примечательная яма, уходящая куда-то вглубь. Но если присмотреться: в глубине ее виднеется почерневшая от времени, но очень аккуратная деревянная бревенчатая конструкция.
«Эта шахта, по всей видимости, – особый вид фортификационного сооружения, называемый миной, – поясняет недоумевающим журналистам участник Клуба истории и фортификации Игорь Бухаров. – В 1936 году, при усилении КаУРа, в этих местах построили много сооружений именно такого типа. Сверху подобные колодцы «накрывали» танковой башней. А поскольку эти «мины» были дерево-земляными, то за семь десятилетий почти ничего не сохранилось».
Железобетонным сооружениям в этом отношении повезло гораздо больше: время почти не властно над ними. Поросшие мхом, ощетинившиеся ржавой арматурой, бетонные монстры посреди глухого леса и сегодня производят сильное впечатление. К одному из них – артиллерийскому полукапониру постройки 1938 года мы и направились. От него до бывшей границы по реке Сестре – всего метров двести.
Знак в память погибших летом 1944 года шведских добровольцев, воевавших в составе финской армии. Фото автора, июль 2011 года
Этот полукапонир, как и многие другие на КаУРе, не успели полностью достроить и оборудовать, а после советско-финской войны, когда границу отодвинули, решили, что надобности в нем и вовсе нет. Так, недостроенным, он и встретил «войну-продолжение». В первый день сентября 1941 года рубежи обороны в этих местах заняла 198-я стрелковая дивизия, однако бойцам, не имевшим специального вооружения, не удалось тут закрепиться: из ДОТов винтовкой особенно не повоюешь. Бетонные стены полукапонира по сей день хранят следы боев тех дней – выбоины от пуль и снарядов. Недостроенный ДОТ был оставлен и оказался на все время блокады в ближнем финском тылу – до июня 1944 года, когда началось наше наступление…
После войны Карельский укрепрайон оставался на боевом дежурстве, здесь испытывались образцы новой техники и инженерных конструкций. История КаУРа продолжалась вплоть до середины 1990-х годов, когда фортификационные укрепления полностью списали с баланса Минобороны. После этого начался период упадка и разграбления – сооружения оказались беззащитны перед вандалами и охотниками за металлом.
«Поиском объектов Карельского укрепрайона мы занимались восемь лет, – рассказал активист КИФа (Клуб истории и фортификации) Алексей Шварев. – Поначалу искали практически наугад, по наитию, пользуясь имевшими обрывочными историческими данными: архивные материалы тогда еще были недоступны. И только на восьмом году поиска появились карты укрепрайона, найденные исследователем Олегом Тульновым в Российском государственном военном архиве в Москве. Еще больше ясности внесли архивные документы, рассказывавшие о самом ходе строительства».
