– П-простите меня, – заикается она.
– Глупая девчонка, – рычит он, – я заберу твой месяц, и тогда ты, может, научишься следить за руками. – Его слова звучат нечетко, а глаза вылезли из орбит от ярости. Он выхватывает нож из-за пояса. Кажется, время плавится, замедляется, тает, как сосулька на солнце.
В следующую же секунду я вижу, что Роан стоит за ним и держит за плечо, одновременно аккуратно забирая нож.
– Лорд Болдвин, – говорит он с усмешкой, – не нужно пугать бедное создание. В любом случае это ужасная рубашка. Вы должны благодарить ее за оказанную услугу.
Все смеются. Мужчина моргает, и создается такое впечатление, что заклятие снято: он отпускает Бею, которая бросает благодарный взгляд на Роана. Тот берет графин из ее рук, и она исчезает в толпе.
– Вот, – Роан хлопает Болдвина по спине и наливает ему вино из графина сам. – Вино может исправить многое, не так ли? Выпейте со мной, мой друг.
Сама того не желая, я подошла к ним ближе, влекомая голосом Роана, его улыбкой, добротой, как пробившийся росток, который по весне тянется к солнцу.
А потом мы встречаемся взглядами, и я забываю, как дышать. Он поднимает бокал и подмигивает мне, выпивает, а потом разбивает бокал под одобрительные крики. Я успеваю заметить, что Лиам по-прежнему злится в углу.
Вступает музыка, гости начинают танцевать, и Роана уносит толпа. Мое сердце бешено стучит. Я вся дрожу от страха: Роан узнал меня. Сомнений быть не может.
6
В ту ночь мне наконец удается написать два письма: одно – Амме, другое – отцу. В день, когда ожидают приезда Королевы и ее свиты, у меня есть пятнадцать минут, чтобы проглотить скудный завтрак и сбегать в конюшню и поймать одного из курьеров, ежедневно наведывающегося в деревню.
Я написала Амме правду: что Лора, кажется, благоволит мне, хотя странно это проявляет, отправляя меня на задания с утра до ночи, поэтому когда я добираюсь до постели, то едва могу расчесать волосы перед сном.
Но скрыла, что каждый раз, раздавая жалование, Айван задерживается возле нас и ухмыляется и что я могу это выносить только благодаря тому, что вокруг меня другие девушки, всякий раз радуясь, что не Лиам раздает кровавое железо, которое звенит в моем кошельке. Не написала я и о том, что пытаюсь гнать от себя мысли, у какого несчастного мужчины или женщины Герлинги забрали его, вспоминая очередь готовых отдать часы, дни, годы из крови.
Я не спала часами, согнувшись над свечкой, подбирая правильные слова, чтобы написать письмо отцу. В итоге ограничилась одной фразой: «Прости меня». Этого недостаточно, хоть я и не жалею о том, что сделала. Я пробыла здесь всего два дня и уже заработала четыре недели, которые непременно послала бы с письмом, если бы не воры на дороге. Если кто и узнал меня, то они не подали виду. И единственная мысль занимает меня: вскоре я заработаю достаточно денег, чтобы оплатить нашу ренту, а потом придет весна и будет легче охотиться. В конце месяца я вернусь в Крофтон с достаточным количеством кровавого железа, чтобы восстановить то время, которое сборщик забрал у отца.
Я подсчитываю монетки в голове. Это всего лишь маленькая часть того, что они отняли у нас, у Крофтона. Но я душу гнев и позволяю ему раствориться во мне, словно кровавое железо в чае леди Сиды. Ради папы. Ради настоящего. Ради будущего.
В конюшне широкоплечий парень подковывает лошадь курьера. Кожаные сумки, набитые письмами, привязаны к седлу. Услышав мои шаги, он оборачивается.
Не думая, я кричу:
– Тэм!
Слишком поздно я понимаю, что выдала себя с головой. Но мне все равно. Мой старый друг – сын двух стражей, но в детстве мы оба хотели стать кузнецами, как папа. Он вертелся вокруг кузницы, пока тот не приглашал его внутрь, и мы проводили часы вместе, сидя на папином верстаке и болтая ногами, наблюдая, как он обращается с раскаленным железом.
Он щурится, пытаясь понять, кто перед ним. Тогда я снимаю чепец.
– Это я, Джулс. – Парень все еще не узнает меня, и тогда я улыбаюсь и показываю на передние зубы: – Видишь, я же говорила, что они снова вырастут. – Когда оба моих передних зуба выпали, Тэм четыре месяца звал меня грызуном.
Парень меняется в лице. Добродушная улыбка играет на его губах. Он обнимает меня, и я растворяюсь в знакомом запахе дыма и металла.
– Ты работаешь на новой кузнице, – я делаю шаг назад, чтобы рассмотреть его. Тэм теперь на фут выше меня, но лицо у него такое же красивое и серьезное. – Не верится, так много времени прошло! – Слова вырываются сами собой, и неожиданно для себя я смеюсь. – Как ты? Ты теперь здесь главный? Этта и Меррил тоже по-прежнему здесь?
Но Тэм печально улыбается и делает странный жест, касаясь пальцами одной руки губ, а потом отводит руку. Он качает головой, повторяя жест, и я понимаю: он не может говорить.
Веселье сразу же улетучивается.
– Что случилось? – вырывается у меня, но он не может ответить. Мы растерянно смотрим друг на друга, и я чувствую, как что-то нарастает внутри меня. Перед глазами всплывают образы Тэма и Роана, сражающихся в одной из шуточных схваток, гоняющихся друг за другом с деревянными мечами по всему Эверлессу.
Тэм протягивает ко мне руку и сжимает плечо. Я понимаю, что он пытается выразить, как рад видеть меня.
– Я вернусь, – неловко говорю я. Сердце бьется, словно мотылек в освещенное оконное стекло.
Он снова сжимает мое плечо, а потом с улыбкой берет мои письма. Я почти забыла о них. Он поворачивается ко мне широкой спиной. Не говоря больше ни слова, я отправляюсь на кухню.
По дороге гадаю: что случилось с моим старым другом?
* * *
На кухне покрытые мукой слуги яростно месят тесто, словно сама Королева наблюдает за ними. Я собираюсь к ним присоединиться, когда Лора хватает меня за руку.
– Мне нужно, чтобы ты спустилась в погреб, – говорит она, – принеси как можно больше лука.
Я удивленно смотрю на нее. Ведь кладовую уже заполнили гирляндами из лука и толстыми связками чеснока, и этого явно больше, чем нужно. Я киваю, но задерживаюсь.
– В конюшнях есть немой парень, – осторожно начинаю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Что с ним случилось?
– А, Тэм. – Лора перестает улыбаться, затем вываливает на стол тесто и начинает его месить, и я понимаю, что сглупила: только когда расстроена, Лора начинает работать сама, а не поручает это кому-то из нас. – Бедный мальчик. Он… – Она обрывает себя на полуслове и внезапно будто становится старше. – Он оскорбил молодого капитана, и за это ему отрезали язык. Больше он так делать не будет.
По спине пробегает холодок, когда я вспоминаю холодные глаза Айвана, сталь его клинка. Я знала, что он жесток, но это переходит все границы, и я чувствую прилив ненависти к нему.
Лора гневно смотрит на тесто, словно это Айван.
