— Простите, мадам, м-м, мадемуазель, вы меня не поняли. Я сказал, что Вертхаймеры выпустили на рынок новые духи, а «Шанель № 5» как и прежде реализуется вне всякой конкуренции.
Продолжать тему о продвижении на рынке новых духов и о роли в этом Вертхаймеров в присутствии третьего лица молодой человек счел неуместным, а потому резко сменил тему.
— На днях я должен отбыть в Берлин и хотел спросить у вас совета — каким видом транспорта сейчас добраться лучше всего? Одни рекомендуют лететь «Тетушкой Ю», то есть «Юнкерсом 52». Ежедневный рейс — Ле Бурже-Темпельхофф — два часа риска, и ты в Берлине. Либо же без всякого риска за 24 часа поездом — спальный вагон, ресторан, в 21.00 садитесь в поезд на Северном вокзале в Париже и выходите на перрон вокзала в 21 час на следующий день в Берлине.
— Я не могу ничего вам посоветовать, решайте сами, — зло парировала Коко.
Молодой американец не понял, в чей адрес был направлен ее сарказм, и, сочтя свою роль исчерпанной, поспешил удалиться.
Гости тем временем вновь вернулись к застолью.
— Прости, дорогая, хотел бы напомнить, не забудь твою фотографию с английским премьером, — шепнул Динклаге, усаживаясь рядом с Коко за стол.
— Я сделала уже четыре копии и одну упаковала, чтобы взять с собой, — успокоила она барона.
И это была сущая правда. Несколько иначе обстояло дело с ее тайной встречей с одним высокопоставленным немецким чиновником, которая должна была сыграть важную роль в реализации плана по возвращению «опрометчиво» проданных ею Вертхаймерам в 1924 году семидесяти процентов акций компании по производству и распространению «Шанель № 5».
Не дававшая покоя досада от ощущения упущенной выгоды постоянно угнетала ее предпринимательское самолюбие, взывая к решительным действиям.
* * *
За четыре года до приема у немецкого посла Коко побывала в отеле «Мажестик», где располагалось бюро молодого, но уже влиятельного немецкого адвоката Курта Бланке.
Бланке был направлен руководством во Францию, как говорилось в инструкции, «для проведения деевреизации», с учетом его широко известного антисемитизма.
Командировочный документ был подписан непосредственно Геббельсом, кроме того, ходили упорные слухи, что перед отъездом его принимал сам фюрер.
Бланке только что исполнилось сорок, он был полон решимости направить всю свою неукротимую энергию на то, чтобы решить еврейскую проблему в оккупированной Франции, во всяком случае, в части «ариизации» еврейской собственности, которой в стране было немало. С этой целью им заранее были подготовлены все юридические обоснования.
Увидев воочию изысканную даму, о которой еще во времена его детства ходили легенды и слухи, доктор Бланке счел необходимым вести себя как истинный джентльмен. Он приказал подать кофе. Его указание тут же было исполнено, кроме того, на столике рядом с кофейником появилась ваза на высокой ножке, одна чаша которой была определена для печенья, другая — для конфет.
— Какие заботы привели вас ко мне? — поинтересовался адвокат, разливая кофе.
— Видите ли, господин Бланке, дело в том, что меня ограбили, — Коко выдержала классическую театральную паузу, чтобы усилить драматизм своих слов. — По моему легковерию, но с моего согласия.
— Ограбление с согласия? Первый случай в моей практике. И кто же эти люди?
— Отнюдь не американские гангстеры, а вполне добропорядочные эльзасские евреи.
— Порядочные евреи? Таких не бывает. Евреи, как тараканы, и в Африке остаются тараканами, только в Америке становятся американцами.
Импровизированный каламбур показался ему настолько остроумным, что он довольно рассмеялся, не дожидаясь реакции гостьи.
Веселье оборвалось также внезапно, как и разразилось.
— А теперь расскажите мне поподробнее, как складывались у вас отношения с этой сомнительной нацией?
При этих словах на лице Шанель проступило нечто вроде румянца, она обрадовалась, как студентка на экзамене, вытащившая билет с вопросами, ответы на которые знала наизусть. Ответ был кратким, но содержательным.
Бланке слушал, не отрываясь, разве что изредка склонялся к столу, чтобы сделать пометки в толстом блокноте.
Лишь заканчивая свой монолог, Шанель пригубила чашку с кофе.
— И последний, но весьма существенный вопрос, как распределяются по договору доходы от вашего совместного акционерного общества «Духи Шанель № 5»?
— Да очень просто: я получаю десять процентов с реализуемой суммы, а они восемьдесят, и еще десять — на развитие фирмы.
— Так вот вам и вся еврейская арифметика! — на секунду задумавшись, произнес Бланке. — Собственно, для того я и здесь, чтобы восстановить справедливость. В вашем случае, это будет выглядеть следующим образом. Мы оформляем вашу фирму исключительно на ваше имя, без всяких там семитских примесей, назовем ее просто «Шанель», а номер пять будем держать в уме. В законе об «ариизации» принадлежащих евреям предприятий такая форма отчуждения предусмотрена. Так что оставляйте мне всю документацию, — он кивнул на принесенную Коко папку, — ваши адреса, номера телефонов. И ждите от меня приятных новостей.
Бланке проводил даму до двери и, прощаясь, элегантно склонился, целуя ей руку.
Ехали по полупустому Парижу не спеша. Коко разглядывала облупившиеся стены домов, кое-где прикрытые разросшейся зеленью, и размышляла о том, что немцы, собственно, не такая уж отвратительная нация, в особенности, ее мужская половина. Философствуя о мужчинах, она стала мурлыкать какую-то мелодию, привязавшуюся еще с утра.
— У мадам сегодня удачный день? — поинтересовался шофер Лярше, глядя на хозяйку в зеркало заднего обзора.
— Что-то в этом роде, — уклонилась она от прямого ответа из чистого суеверия.
Факт же своей встречи с Бланке она постаралась самым тщательным образом скрыть от Ганса, который и слышать не мог даже имени этого слишком самоуверенного, слишком молодого и слишком преуспевающего адвоката. По словам барона, тот построил свою карьеру исключительно на «волчьем антисемитизме», обойдя при этом серьезных конкурентов, поскольку ненавидеть евреев стало тогда не только модно, но весьма выгодно.
Именно тогда произошло, казалось, совсем незначительное событие, к которому Шанель, однако, мысленно возвращалась в самые неподходящие моменты своей жизни.
Как-то в своем салоне она присела на корточки у манекена, прилаживая какую-то деталь к костюму, и даже не заметила одиноко блуждавшую по салону даму. Завершив осмотр, та обратилась к хозяйке:
— Какая же прекрасная коллекция, восторгаюсь вашим вкусом! — дама улыбнулась, отчего на обеих щеках образовались очаровательные ямочки, которые исчезли вместе с улыбкой.
Хозяйке неожиданная гостья чем-то понравилась и она предложила незнакомке чашку кофе, что было ей несвойственно. Коко считала кофепитие процессом поистине интимным и делиться им она ни с кем не любила. Однако эта дама показалась ей не только обаятельной, но и необычайно легкой в общении, из тех, с которыми хочется сразу перейти на «ты». Отпив по глотку кофе и обменявшись общими фразами, они на минуту замолчали, и тут гостья неожиданно произнесла:
