Пес закончил изучение незнакомца на расстоянии и, руководствуясь каким-то чувством, близким к безысходности и отчаянию, двинулся навстречу неизвестности.
Войдя под импровизированный навес, он остановился, четко придерживаясь дистанции, положенной незваному гостю. Несколько минут они внимательно смотрели друг на друга, пока Генрих не разглядел громадную лужу под мордой пришельца и не осознал причинно-следственную связь происходящего: из правого угла собачьей пасти тонкой струйкой сочилась слюна, непрерывно увеличивая размеры лужи.
— Ты — черный и голодный цыган, — Северов положил к лапам собаки два куска размякшего в горячей воде концентрата. При слове «цыган» пес вздрогнул и уставился на Генриха.
— Не удивляйся. В деревне всех темно-шерстных собак называют цыганами. И не миндальничай, ешь, пока дают!
Услышав знакомое «ешь», Цыган с радостью проглотил в один присест оба брошенных ему куска.
— Э! Так мы с тобой в норму не уложимся.
Северов достал еще один брикет и вновь честно поделился с новым знакомым.
Его отец любил повторять, что дворовые собаки наделены особенной мудростью. Словно желая сделать этот постулат неоспоримым, Цыган аккуратно разделил нежданный подарок на несколько частей и теперь, не спеша, поглощал их одну за другой, не забывая делать паузы, во время которых вопросительно поднимал морду, всматриваясь в лицо Генриха, и только после его поощрительного кивка приступал к следующей. Даже у изнуренного голодом Цыгана непоколебимым остался рефлекс — воля хозяина важнее инстинкта.
Закончив есть, Цыган лег прямо у его Генриха, доверчиво положив морду на вытянутые лапы.
В ту ночь Северов спал поистине безмятежно, переложив всю ответственность на Цыгана, поскольку знал, что бдительность, которая с таким трудом воспитывается в людях, собакам присуща от природы.
Утро оказалось не только мудренее вечера, но и прекраснее. Солнце, осознав свою вину за допущенное вчера шумное безобразие, явилось, казалось, раньше времени и грело землю с двойным усердием. Генрих был разбужен чьим-то горячим дыханием в лицо и влажным поглаживанием левой щеки. Он открыл глаза и увидел волосатую морду собаки, старательно вылизывающую его левую щеку. Северов сел, осмотрелся, поиграл привычно бицепсами обеих рук и почувствовал упругость во всем теле.
— Какая же благодать — крепкий сон без тревог и помех! Сегодня в этом, Цыган, твоя заслуга. Я на тебя положился, и ты меня не подвел.
Цыган несколько раз переступил передними лапами, смущаясь от похвалы.
Завтрак был сродни ужину накануне с той лишь разницей, что Цыган предпочел на сей раз свою порцию каши со свининой в сухом виде. Затем двинулись в путь. Цыган впереди, его новый хозяин — следом. Рядом с собакой Генрих вполне походил на местного жителя.
Было за полдень, когда они поднялись по узкой тропинке в гору и, сделав несколько шагов вперед, остановились на краю обрыва. Прямо под ногами Северов увидел заброшенное, теснимое с обеих сторон лесом кладбище. За ним тянулась проселочная дорога, ведущая в город, по одну сторону которой выстроились несколько домов, развернутые, видимо, по философским соображениям, окнами в сторону кладбища.
Солнце преодолело высшую точку подъема и, совершив все положенные на день деяния, с чистой совестью двинулось в обратный путь за линию горизонта. Генрих заспешил. Сделав несколько шагов к заросшему кустарником спуску, он обернулся. Прижав уши, низко опустив голову и виновато помахивая хвостом, Цыган с места не двинулся. Видимо, тяжелые воспоминания о городской жизни, связанное с потерей любимых хозяев и причиненных незнакомыми обид, заставили его покинуть город, предпочтя голодную жизнь.
Генрих вернулся, потрепал собаку по шее.
— Ты прав, мудрый пес. Тебе пока возвращаться туда незачем. А мне — надо. — В знак согласия Цыган дважды лизнул руку Генриха.
— Вот и прекрасно! Северов достал оставшиеся две пачки брикета, распечатал и положил перед Цыганом. Тот глянул с упреком и отвернулся. «Отношения с друзьями выше сытости».
— Верно. Но у меня есть деньги и язык. Спущусь сейчас в город и найду себе пищу, а тебе, брат, сложнее.
Генрих еще раз потрепал Цыгана за холку, повернулся и стал спускаться вниз, цепляясь за ветки кустов и высокую траву.
Оказавшись в самом низу, у кладбищенской изгороди, он повернулся и в последний раз глянул вверх.
Вытянувшись во весь свой могучий рост, Цыган выглядел снизу на фоне безоблачного голубого неба словно высеченный из цельного камня монумент, установленный на пьедестале с надписью «Наказан за преданность».
Прослушав эфир, Северов пришел к выводу, что его продолжают искать в квадрате посадки. Это, несомненно, его успокаивало, но не настолько, чтобы он вновь вышел из леса. Конечно, идти по бездорожью труднее, но зато безопасно. Согласно карте лес примыкал непосредственно к первым строениям города. На самом деле крайние дома отделяло от леса старое заброшенное купеческое кладбище, которое так заросло, что само стало частью леса.
Северов шел осторожно по заросшим дорожкам между огромными плитами с едва сохранившимися надписями. Судя по всему, здесь в свое время хоронили городскую знать. Дорогие надгробия из мрамора и камня, подмытые грунтовой водой, разъехались и напоминали теперь развалившиеся в разные стороны зубы, украшавшие неухоженный человеческий рот. Кладбище заканчивалось полуразрушенной чугунной оградой, за которой следовала хорошо накатанная проселочная дорога с выстроившимися вдоль нее сельскими домами. Ближайший к кладбищу выглядел по сравнению с остальными, посеревшими от времени, молодцом, хотя по возрасту вряд ли уступал им. На фасаде, рядом с лестницей, ведущей в дом через террасу, табличка с аккуратно выведенной цифрой, белой на голубом фоне, «четырнадцать». Итак, все совпадало: дом, номер, улица. Непонятна до конца была лишь роль, выбранная хозяином в этой суровой игре, которую называют войной.
О том, где и когда должен приземлиться Северов, Центр поставил в известность только его, Кторова, с задачей оказать парашютисту помощь, если она понадобится. Пока в таковой Северов не нуждался, однако сомнения в отношении Кторова закрались с момента посадки на земле псковской. Откуда противник мог узнать о времени и месте высадки Северова? Предательство в Центре — исключалось. Советская власть жестко контролировала сама себя. Значит?.. То, что противник вел себя безответственно в эфире, Северов объяснил издержками успеха немцев на фронте, которые, как правило, порождают излишнюю самоуверенность на всех уровнях.
Он опустился на полированную черного камня надгробную плиту, со всех сторон заросшую кустарником. От камня по всему телу распространилась приятная прохлада. Судя по нехоженым дорожкам, кладбище было заброшено давно и без надежды на возрождение: разрушенные ограды, покосившиеся памятники и поросшие кустарником могилы — лучшее тому подтверждение.
Чтение надгробных надписей — процесс неизбежный, даже если они повторяются в разных городах, уже отполированные временем. «Приятель, стой! Когда-то я, как и ты, среди могил ходил и надписи читал, как ты теперь читаешь. Надеюсь, ты намек мой понимаешь?»
