Но сейчас даже самые мудрые истины звучали глухо. Сейчас важно было одно — что произойдет в голове Дубровского в тот момент, когда он увидит Генриха в мундире немецкого майора. Он еще раз внимательно прочел личную карту военнопленного, лежавшую перед ним. В пункте «Обстоятельства пленения» значилось: «Взят в плен санитарами на поле боя в бессознательном состоянии, наступившем в результате контузии».
«Что ж, с прошлым все понятно. Куда туманнее выглядит предстоящая встреча с Дубровским, над головой которого уже занесен топор».
Необходимо, чтобы он с первого момента поверил Генриху, в противном случае все пойдет кувырком. Немцы, несомненно, постараются контролировать все разговоры Генриха из соседнего помещения. Примитивно, но надежно, как, впрочем, и все остальное в лагере.
Раздался короткий стук, и дверь открылась.
— Господин майор, обершарфюрер Хоппе после обеда явился.
— Являются лишь привидения, Хоппе. А вы — реальная сила, надежда Германской империи, — вспомнил Генрих старую солдатскую шутку, которую с удовольствием рассказывал отец. И продолжил: — Возвращаю вам анкеты и прошу организовать мне встречу со всеми упомянутыми в них лицами.
— Хорошо, я подготовлю и представлю вам завтра же.
— Сегодня же, Хоппе, сегодня, немедленно! Я не могу позволить себе расслабляться, когда Германия жертвует своими лучшими людьми! Вы знаете, сколько немцев погибло только сегодня ночью в Берлине во время английской бомбежки?
Хоппе растерянно пожал плечами в знак слабой осведомленности. Генрих тоже точной цифры не знал и поспешил перейти к делу.
— Ладно. Давайте мне всех пятерых с интервалом в час, и обязательно в том порядке, как представлены анкеты.
Первые двое оказались выходцами с юга: один румын из Бухареста, другой — гагауз из Молдавии.
Поведение обоих сравнительно молодых людей показалось Генриху неадекватным. Разговаривав, они улыбались или хмурились в самых неподходящих местах. Он дал каждому по листу бумаги и попросил написать свои исходные данные. Оба долго собирались с мыслями, но тем не менее задание одолели.
Хоппе пояснил, что оба являются законченными наркоманами, которые употребляют какую-то травку, неизвестными путями попадающую в лагерь. Третьим, слегка прихрамывая, вошел хмурый человек и, не поднимая головы, остановился перед столом.
— Дубровский, — нехотя произнес он и умолк.
Генрих по-немецки предложил ему сесть. Тот же продолжал стоять, уставившись в пол.
«Слава Богу! Упрямство характера сохранилось, значит, человека не сломали».
— Садись, от того, что стоишь, умнее не станешь! Или, как говорят по-русски, в ногах правды нет.
Немецкий текст и русский перевод не дали того эффекта, на который был расчет. Не поднимая головы, заключенный опустился на стул и скрестил руки на коленях.
— Что ж, займемся делом. Вот вам чистый лист бумаги, чернила, ручка — изложите на бумаге коротко, на одной странице, вашу биографию.
После недолгого раздумья заключенный медленно опустил перо в чернильницу, занес его над бумагой, и вдруг рука зависла в воздухе.
То место наверху страницы, где он должен был положить начало своему жизнеописанию, было уже занято коротким, но четким текстом: «Поклон Дубровскому из дома. Отныне выполняйте все мои указания. Никому ни слова. За тобой смотрят. Будь бдителен. Увидимся завтра».
Наконец он поднял голову и уставился на Генриха.
Военная форма кардинально меняет облик человека, а форма противника делает его почти неузнаваемым. Генрих прекрасно понимал, какое смятие в голове и в душе Дубровского должен был вызвать вид знакомого человека в форме врага.
Генрих молча поднялся из-за стола, выдерживая паузу, чтобы разрядить обстановку, прошелся по комнате и остановился за спиной сидящего.
— Пишите, Дубровский, пишите. Кто отец, мать, место их пребывания, ну и так далее. Поторопитесь, у нас не так много времени.
Генрих продолжал ходить по комнате, время от времени поглядывая через плечо пишущего, чтобы оценить плоды его усилий. Наконец, он взял исписанный лист и прочел его от начала до конца.
— Что ж, на сегодня этого достаточно. Завтра мы продолжим работу, а пока идите.
Генриху показалось, что Дубровский проглотил первый нелегкий кусок их неожиданной встречи, и теперь было необходимо, чтобы он «переварил» его в спокойной обстановке наедине с собой.
Генрих вернулся на виллу, когда уже стемнело, и был поражен необычайно ярким светом, вырывавшимся наружу через окна первого этажа. Однако, войдя в гостиную, скоро убедился, что праздничное освещение отнюдь не соответствовало мрачному настроению сидевших за столом.
Перед Карин стоял на три четверти недопитый бокал красного вина. Шниттке располагал сосудом меньшим по объему, зато наполненным куда более крепким напитком. Руге, в свою очередь, поддерживал достойный уровень жидкости в своем сосуде, последовательно подливая в него из двух бутылок с разными этикетками, стоявших перед ним. Иногда он сбивался со счета и выпивал подряд две рюмки одного и того же содержания. Впрочем, результат от этого нисколько не страдал.
Появление Генриха было встречено без всякого энтузиазма. Лишь Карин кивком предложила ему сесть рядом с собой.
— Как общее впечатление от увиденного? — пьяно поинтересовался Руге.
— Я, собственно, ничего и не видел, потому что мне предоставили приятное помещение в ближайшем бараке, кругом веселые цветочки.
— Цветочки? Значит, ягодки впереди.
— Отто, не трать напрасно время. Майор на фронте с танками сражался, а потому ему лагерные интриги нечто вроде развлечения.
— Развлечения? — Руге поднялся из-за стола. — С танками — это просто, потому что честно. Или он тебя, или ты его. Завтра я покажу вам уникальное сооружение. Внешне это — просто конюшня. К ней машина подвозит заключенного, ему предлагают раздеться и аккуратно сложить свои вещи. Затем от проходит мимо столовой, где едят солдаты, потом — мимо их комнаты отдыха, где они спят или играют в карты. Из динамиков льется бравурная музыка, сопровождающая их до врачебной комнаты.
Врач подтверждает, что объект «годен», и его запускают в тесную темную комнату. Вспыхивает свет, и тут же раздаются выстрелы. Пули через отверстие в стене впиваются в тело жертвы, которое погружается в лужу собственной крови.
Двое поднимают и кладут мертвого в подъехавшую с противоположной стороны конюшни машину. Затем с пола шлангом смывают кровь. Разбавленная водой, она заметно бледнеет и поспешно убегает по желобу вниз, под землю.
— Кровь! Кругом кровь! Для вас это развлечение, господин майор? — Штурмбанфюрер был близок к пьяной истерике. — О, боже! Остановите же кто-нибудь это повествование! Мы уже достаточно насмотрелись за сегодняшний день всяких ужасов, а тут еще…
