— Счел бы за честь.
— Великолепно. Тогда перейдем к делу. Скажи, у тебя есть какое-либо представление о дальнейшей перспективе войны, которую ведет Германия?
— На уровне людей, непосредственно участвующих в военных операциях, то есть окопников.
— Вот-вот, именно их мнение мне сейчас и интересно. Пока мы на этом остановимся.
Он замолчал на некоторое время, чтобы обдумать, как лучше сформулировать главную цель своего появления.
— Видишь ли, по моей рекомендации с тобой хотел бы встретиться один весьма высокопоставленный военный. Как ты на это смотришь?
— Если я смогу быть чем-то полезен…
Шниттке встал и вытянулся, как положено.
— Завтра в восемь утра я заезжаю за вами. За тобой, — Шниттке с досады махнул рукой и направился к двери.
* * *
Проводив полковника, Генрих зашел в комнату напротив. Квартиранты словно ждали этого визита. Оба сидели на стульях в хорошо отглаженных костюмах, из-под рукавов которых выглядывали крахмальные манжеты, а поверху — белоснежные воротнички. Чисто выбритые лица и до блеска начищенные ботинки словно завершали интерьер приемной большого начальника, где безупречная внешность каждого должна подтверждать его идеальную репутацию.
— Какими же средствами достигается такая элегантность? — поинтересовался Генрих.
— Самыми элементарными. Пар — великая полезная сила. Поднимаясь из кипящего чайника, он отглаживает висящий над ним костюм.
Генрих искренне пожелал успехов достойным продолжателям дел великого англичанина Стивенсона и впредь рекомендовал использовать его достижения на благо человека, после чего удалился.
* * *
В восемь утра следующего дня синий «Опель-адмирал» остановился у входа в здание на берегу берлинского канала Тирпицуфер, где находились центральные службы абвера.
Полковник и майор, выйдя из автомобиля, поднялись, ступая нога в ногу по гранитным ступеням. Широкая лестница позволяла им идти рядом, и наблюдавшему со спины было очевидно, что метрически они были примерно одного роста, но оптически полковник смотрелся выше майора ровно настолько, насколько майор был шире его в плечах.
Несмотря на это различие, оба удачно миновали охрану при входе и, пройдя по нескольким коридорам, очутились в небольшой комнате, обставленной как кабинет, в котором начисто отсутствовал дух его хозяина. Через несколько минут в комнату стремительно вошел человек в форме контр-адмирала. Внешность его несколько смутила Генриха.
Был он мал ростом, тщедушен телом. И имел седые волосы, отступившие назад под напором времени и обнажившие пологий лоб, несколько тяжеловатый нос для небольшого лица и, наконец, небольшие глаза, наполненные голубовато-серой жидкостью, разбавленной водой. Живой образ едва соответствовал весьма блеклой фотографии руководителя знаменитого немецкого абвера адмирала Канариса. Лицо это Генрих подолгу разглядывал, листая в Москве подборку фотографий немецких военных руководителей. Однако сейчас события развивались по не совсем понятному ему сценарию.
Вошедший лишь слегка наклонил голову и тут же перешел к делу.
— Господин полковник, — он слегка кивнул в сторону Шниттке, — убедил нас, что вы готовы, а главное, способны, благодаря вашим связям среди руководства Красной армии ответить на вопросы высших офицеров вермахта.
— Готов — да. Насколько это будет продуктивно — решать вам.
Адмирал пристально посмотрел на Генриха, затем на часы.
— Что ж, тогда следуйте за мной.
Небольшой полутемный конференц-зал. Окна со спущенными маскировочными шторами. Слабое электрическое освещение. Стол с двумя примкнувшими к нему унылыми стульями. Еще с десяток таких же — в глубине комнаты. Стулья заняты немолодыми офицерами в форме, декорированной железными крестами и колодками. В последнем ряду — трое генералов, двое из которых в пенсне, у третьего в глазу — монокль.
— Уважаемые господа генералы и офицеры! Представляю вам бывшего командира Красной армии, а ныне майора вермахта.
Люди на стульях сразу пришли в движение, негромко обмениваясь мнением по поводу только что услышанного. Адмирал поначалу несколько растерялся, но быстро понял причину такого оживления.
— Господа, прошу успокоиться. Я хочу обратиться к господину майору с просьбой высказаться в этой аудитории предельно откровенно, не опасаясь за последствия.
Передние ряды одобрительно закивали, задние застыли в ожидании.
— Итак, вопрос первый, — адмирал развернул перед собой лежавшую на столе записку. — Каковы, на ваш взгляд, причины неудач немецких войск под Москвой?
— Для начала хотел бы заверить, что в списке моих недостатков робость не значится. А теперь — о причинах неудач. Первое: личный состав и техника немецких частей оказались не готовыми к действиям в условиях низких температур. Второе: произошел разрыв между прифронтовой пропагандой и действиями немецких подразделений, занимавшихся первичной обработкой военнопленных. Известно, что на первом этапе достаточное количество русских военных по причинам недовольства режимом и тяжелыми условиями жизни и многим другим предприняли попытку перейти на немецкую сторону.
Буду предельно откровенен, с немецкой стороны сработал крайне порочный принцип, укладывающийся в русскую поговорку «Сила есть — ума не надо».
— Повторите, пожалуйста, этот русский принцип еще раз! — неожиданно оживился один из офицеров из последнего ряда, выпустив при этих словах из глаза монокль, который, падая, задел мундирную пуговицу и, тихо лязгнув, завис на тонкой золотой цепочке. — Как я понял, это звучит примерно так: «сильному рассудок ни к чему». — Он вернул монокль на место и уставился на Генриха.
— Примерно так.
— Для нас это крайне актуально сегодня, — генерал склонился и что-то шепнул на ухо соседу. Тот, продолжая тупо глядеть перед собой, мрачно кивнул.
— Что ж, продолжайте!
— Итак, столкнувшись с крайне жестоким обращением уже на первом этапе, пленные предпочли опасный для жизни побег в леса, где они, смешавшись с местным населением, влились в партизанские отряды, число которых таким образом резко увеличилось и продолжает расти. Третье: впервые за полгода с начала войны советский солдат почувствовал именно под Москвой вкус победы. Чего ни в коем случае нельзя было допускать.
— Каковы, по вашим оценкам, шансы на успех у обеих сторон на этом театре военных действий сегодня? — поинтересовался кто-то из второго ряда.
— До битвы под Москвой соотношение было примерно 70 на 30 в пользу вермахта. Сегодня — пятьдесят на пятьдесят.
После этого вопросы сыпались еще в течение полутора часов, до тех пор, пока кто-то, видимо, из последнего ряда не подал сигнал. Адмирал тут же поднялся.
— Господа! Отведенное время вышло. Позвольте пожелать вам всего наилучшего и до свидания. — Адмирал направился к выходу. Полковник и майор последовали за ним.
