Нетрудно себе представить, в каком положении оказался адмирал. Поэтому на следующий день он вылетел в Стокгольм, где встретился со своим старым знакомым, уже упоминавшимся мною руководителем разведки шведского генштаба Хельге Юнгом.
Гранд извинился, вышел на кухню и вернулся с большим фарфоровым кофейником.
— Прошу прощения, из всех имеющихся в Германии напитков ваш покорный слуга пристрастился к кофе. Что ж, слаб человек, да жаден: пью этот наркотик целый день и жить без него уже не могу.
Он разлил сомнительную жидкость и жадно прильнул к своей чашке.
— Так на чем я прервался? Ах, да! Вам, конечно, известно, что фюрер запретил всякую разведдеятельность на территории Швеции. Это — благодарность шведам за то, что они уже в первые дни войны с Россией разрешили нам использовать их железные дороги для снабжения северной немецкой группировки, окружившей Ленинград.
— Не вижу, чтобы это существенно содействовало взятию города.
— Верно. Рейхсфюрер, например, высказался в том смысле, что немцам не следует попусту тратить снаряды на обстрел города. По его мнению, надо просто подождать, пока эти голодные дикари наконец съедят друг друга.
— Оригинальное умозаключение.
— Адмирал сказал примерно тоже самое. — Гранд сделал еще несколько глотков, прикрыл от удовольствия глаза, давая кофе разнести мягкое тепло по всему телу, и, глядя уже совсем иначе, продолжил:
— Кстати, я рассказал адмиралу о недавней протокольной встрече иностранных представителей в Стокгольме. Мне довелось присутствовать там в качестве переводчика главы американского банка. Как известно, американцы не утомляют себя изучением иностранных языков и предпочитают везде говорить на своем.
— Так проще, — хмуро подтвердил Виталий.
— Проще — да, разумнее — нет. Так вот, один из гостей подошел на приеме к русскому послу и почти дословно процитировал ей слова рейхсфюрера.
— Представляю, как это вывело ее из себя.
— Ошибаетесь, дорогой Генрих. Поначалу она сурово глянула на него и, как мне показалось, намеревалась молча пройти мимо. Но, оценив мгновенно собравшуюся вокруг аудиторию, решила использовать момент для заявления. Я, естественно, записал его и передал адмиралу. Для вас сделал копию, если желаете. — Он положил на стол изрядно помятый лист бумаги.
«Я всегда с большим пиететом относилась к немецкому народу. Мы у него многому научились. И мне жаль талантливую нацию, которой после войны придется отвечать перед всем миром за то, что она навязала ему такой некачественный человеческий материал».
— Скажем прямо, для нас, немцев, не слишком лестно. И все это никак не вписывается в версию о ее бегстве в Германию, — задумчиво закончил Генрих.
Гранд молча разлил остатки кофе и сделал несколько бесшумных глотков из своей чашки.
— И не должно вписываться. Когда адмирал задал этот вопрос Юнгу, тот долго смеялся:
— Причем тут советский посол? Эту галиматью подготовили ваши конкуренты, ваша служба безопасности, СД и они же распространили эту информацию через Швейцарию по миру в надежде, что она достигнет России. Но как раз в этот момент началось зимнее наступление русских войск под Москвой, и стало не до интриг. Хотя, круги по воде уже пошли и отложить дело до лучших времен теперь уже невозможно. А потом, где они, эти лучшие времена?
Адмирал встал, подошел к Юнгу и положил ему руку на плечо:
— Дорогой друг, наши отношения проверены временем и потому позволяют разговор совершенно открытый. Нашим учреждениям категорически запрещено работать в Швеции, то есть, против вас, шведов.
Судя же по вашим рассказам, вы трудитесь против Германии, как негры на плантациях Южной Америки. Иначе откуда у вас столько информации о германских службах? Где же логика?
— Заблуждаетесь, господин адмирал! Мы — против Германии? Боже упаси! Поверьте, в этом нет никакой необходимости — нам достаточно поработать по англичанам, американцам, испанцам, наводнившим Швецию, чтобы быть в курсе событий по всему цивилизованному миру. В этом смысле мы не отличаемся от Мадрида, Лиссабона, Стамбула или Берна, где разведчики всего мира тесно трутся друг о друга. Кстати, абвер представлен у нас не хуже других, и вы об этом прекрасно знаете. Но дело совсем в другом. Немецкие офицеры, даже переодевшись в штатское, не могут выйти из роли победителей и позволяют себе вольности, общаясь с плохо знакомыми объектами в ресторанах, кабаре и всяких прочих увеселительных заведениях, да и за их пределами. Попав с войны к нам, люди ошибочно считают, что они переселились в иной мир, где можно предаваться рассуждениям мирного времени, по которому они успели изрядно соскучиться. Прислушайтесь внимательно к разговорам англичан, греков, испанцев, набивших до отказа злачные места Стокгольма, и у вас скоро сложится четкое представление о том, что происходит в самых секретных областях Германии.
Это было мое последнее свидание с адмиралом. Он развернулся после встречи с Юнгом и с трудом сдерживался, чтобы не выплеснуть все, что у него накопилось. Человек он скрытный по натуре, но тогда было, видимо, невмоготу, и он поделился со мной частью только что состоявшегося разговора. Иначе — где и с кем? На службе — тут же донесут, дома — не с кем. Он попросил кофе с коньяком, и мы выпили три четверти бутылки и два вот таких кофейника. Далее, естественно, заговорили о войне. Адмирал только что вернулся из России, которую, как известно, очень недолюбливал, а потому и впечатления от поездки были самые удручающие, в особенности от провинции. Бездорожье, грязь, вросшие в землю ветхие дома и немецкая армия, утопающая в этом навозе. Он был категорически против похода на Восток, по крайней мере, сейчас. «Все завоеватели входили в Россию легко, а выбирались с большим трудом», — мрачно резюмировал он. А если честно, признаюсь, я и раньше не мог что-либо сделать, а теперь и не хочу. Со мною не только не посоветовались, но и попросту не поинтересовались моим мнением. Недопустимо начинать войну просто так, из-за несварения в желудке. Надо помнить слова великого немца Клаузевица «война — это продолжение политики иными средствами». И цепь эту нельзя разрывать. У Германии всегда была возможность поучиться у своих великих предков, но не всегда было желание.
— Прекрасно, дорогой Грант, но нам пора вернуться в день сегодняшний, — прервал его монолог Генрих.
— Вот туда я и возвращаюсь. Но для этого необходима новая порция наркотика, я имею в виду кофе. — Он взял чудо-кофейник и отправился на кухню. — А вы пока полюбуйтесь на панораму за окном.
Генрих и Виталий последовали совету. Весна была в полном разгаре. Все, что способно было реагировать на солнечное тепло, зазеленело. Листья на деревьях, цветы на лужайках и мелкая травка, с трудом пробившаяся между тупо смотрящих на мир булыжников мостовой. По тихому склону пустынной улочки, спускавшемуся к центру Праги, прошла молодая женщина с громадной корзиной, в таких обычно прачки разносят клиентам выстиранное белье. Звук от соприкосновения деревянных каблуков с гранитом тротуара напоминал удары кастаньет и при этом постоянно менялся ритм, в зависимости от прихоти и темперамента исполнительницы.
