— Наверное. Большинство из них уже в заповедниках. Помнишь, Комитет предложил это несколько месяцев назад? Трудно стало добывать специальный корм, когда корабли перестали прилетать.
— Но, может, и другие остались в клетках без пищи и воды?
— Не думаю. Оставалась только одна большая лаборатория — в Кибтроу. Эти животные оттуда. Посмотри маркировку на контейнерах с кормом. Вероятно, собирались избавиться от всех мутантов.
— Кибтроу, — повторила она. — Это за горами, к северу от порта?
— Да.
— Вир, когда мы переберёмся через горы, может, кто-нибудь сходит туда? Просто, чтобы проверить…
— Обещаю, что мы это сделаем. — Я сказал это не просто, чтобы отделаться. Просьба истробена в ягоднике — одно дело. То, что я обнаружил здесь, заставило меня принять решение: где бы мы ни искали выживших, одновременно нужно убедиться, что ни одно животное не осталось без пищи и воды просто потому, что человек не смог его освободить.
— Утром… — Аннет разгладила последнюю куртку, которую она подгоняла под размер маленького Дайнана Норкота, и застегнула молнию.
— Да, — ответил я на незаданный вопрос.
Утром мы отправимся в путь. Хотя в течение дня ничто не предвещало опасности, мы дежурили и вторую ночь. Небо было безоблачным, ярко светила полная луна. Последние выжившие мутанты покинули загон. Весь оставшийся корм я перетащил к ручью: если они вернутся, они не станут подходить к дому. Впрочем, когда их потребности были удовлетворены, ни один из них не проявил к нам ни малейшего интереса — как будто нас закрывало искажающее поле.
Начиная своё дежурство, я обдумывал слова Гиты. Если человеческое население на Бельтане сильно сократится (я отказывался думать, что остались только мы), что станет с мутантами? В некоторых лабораториях заявляли, что вывели существа с высоким уровнем интеллекта. Континент велик, по большей части не населён, и животные могут там скрываться очень долго. Может ли возникнуть новая разумная раса, не знающая о своём происхождении? Но это при условии, что мы исчезнем.
В последний раз мы поели в доме и забрались в машину. Впервые Дагни как будто проснулась, осознала окружающее. Она сидела на коленях у Аннет, тесно прижавшись к ней и глядя вокруг, но говорила очень мало. По словам Аннет, Дагни была уверена, что мы только что вышли из пещеры. На неё благотворно подействовало спокойствие, отсутствие тревог и мирный ландшафт.
Мы предупредили всех, что в присутствии Дагни нельзя говорить ни о прошлом, ни о том, что может ждать нас впереди. Если она считает, что мы в обычном путешествии, какие не раз совершали раньше, тем лучше.
Наш путь пролегал мимо утёса, на котором разбился флиттер, но я как можно дальше обошёл это место. Обломки всё ещё дымились, но корпус был так изломан и оплавлен, что теперь я не смог бы опознать его. Мы подошли к старому руслу, ведущему в горы; согласно карте, это был наилучший путь, если только не повторится гроза с наводнением. Многочисленные следы предыдущего наводнения, застрявшие в скалах, напоминали о том, что эта пустыня не всегда лишена воды. Мы ползли вверх так медленно, что спешащий пешеход обогнал бы нас. Я выключил поле: мы шли большей частью в тени стен каньона, и здесь не имелось опасных для нас животных.
Поздним утром мы встретили галофи — столкнулись с ним, объезжая поворот. Это был великолепный образец своей породы — одной из немногих местных для Бельтана пород, достигших значительных размеров. Спина его была покрыта грубой чешуёй толщиной с палец; там, где чешуйки прилегали одна к другой, виднелась бахрома, напоминавшая мех; на самом деле это была мясистая плоть. Такие же выросты образовывали кольцо на горле и нечто вроде гривы, шедшей от больших фасеточных глаз до спинного хребта и дальше до хвоста. Передние лапы — с острыми когтями, задние — плоские и широкие, приспособленные для быстрого передвижения по песчаной почве. Если животное потревожить, грива его встаёт дыбом, высовывается раздвоенный язык, и зверь убегает на задних лапах.
Но этот не собирался убегать, и через секунду я понял почему. Я увидел тускло-зелёную самку, только что отложившую яйца. Где-то поблизости в скалах находилось гнездо, и нам противостоял серьёзный противник шести футов ростом, способный, если действительно разозлится, прорвать корпус машины.
Я кулаком ударил кнопку ультразвука, галофи отпрянул, но не отступил, а приготовился к нападению; я видел, как молнией вылетает язык животного. Этим языком галофи воспринимает звуки, ушей у него нет. Должно быть, зверь теперь испытывал страшные мучения.
Животное раскачивалось, дёргалось и, наконец, потеряв равновесие, упало за скалу, с которой готово было напасть. Я увеличил скорость. Эмрис, сидевший сзади, сообщил:
— Вон его голова. Он всё ещё размахивает языком, но нас не преследует. Теперь он лёг спиной к ущелью.
— Гнездо, — коротко ответил я и выключил ультразвук.
Мы ушли уже далеко, вряд ли галофи будет нас преследовать. Инстинкт удержит его у гнезда, пока не вылупятся малыши. Сейчас его оттуда не оторвать. Но эпизод свидетельствовал о том, что нельзя слишком доверять окружающему спокойствию. Дагни! Как отразился на ней этот эпизод? Не отбросил ли снова в беспамятство? Аннет покачала головой, предупреждая и успокаивая одновременно. Дагни прижималась к ней, глаза её были закрыты.
— Спит.
Прежде чем выйти из машины в полдень и поесть, мы внимательно осмотрели местность. Солнце стояло в зените, но было прохладно. Мы уже были высоко в горах; рассматривая карту, я подумал, что вскоре придётся оставить машину. Поэтому я предложил, достигнув этого пункта, заночевать, даже если ещё останутся светлые часы: так у нас будет убежище на ночь. А пеший переход начнём утром.
Наконец мы остановились у выступа скалы. Сюда добирались уже с некоторым риском. Выйдя, я вместе с мальчиками укрепил гусеницы машины камнями для безопасности. Тут было уже совсем холодно, хотя солнце по-прежнему светило. Я поплотнее запахнул куртку и сказал, что пройду вперёд — разведаю дорогу по крайней мере на час. А заночуем мы здесь.
Идти было трудно, но в дороге попадались указатели, выжженные бластером, и местами тропа была расчищена. Значит, я шёл правильно. Если выступим на рассвете, к вечеру перевалим через самое высокое место и начнём спуск на другой стороне. А там должно быть убежище.
Найдя подходящую скалу, я взобрался на неё и принялся осматривать в бинокль пройденный нами путь. Никакого движения, если не считать одной-двух птиц. Похоже, погода нам благоприятствовала.
Аннет расставила меж камней походную плиту, и когда я вернулся, кофе уже дымился. Это маленькое удобство тоже придётся оставить. Я одобрил решение накормить нас горячим. До самого Батта теперь у нас не будет ничего, кроме чрезвычайного рациона. Я надеялся, что мы доберёмся за два дня, хотя меня и беспокоила лавовая местность.
Ночью снова дежурили по очереди. На этот раз участвовала и Аннет, поэтому дежурства стали короче. Но в машине было так тесно, что, я думаю, только маленькие спали хорошо. Ноги мои затекли и спина болела, когда я на рассвете выполз из машины.
