При Петре вместо улиц на Васильевском острове каналы были, жители передвигались на лодках вместо подвод или экипажей. После смерти Петра каналы засыпали, назвали немудрено – линиями, по номерам. До нужной улицы добрался быстро. И неожиданно повезло. На углу стоял полицейский, в темно-синем мундире, с саблей на боку. Почему-то полицейскую саблю прозвали «селедкой». Андрей подошел, в приветствии руку к козырьку фуражки вскинул. Полицейскому приятно, он-то из народа, а не благородных кровей.
– Не поможешь ли, служивый? На этой улице девушка Настя живет.
– О! Да и не одна! Какую надо?
– В Смольном учится, институтка.
– Такая только одна. Свой дом у семьи. Люди крайне порядочные. Папенька – чиновник в городской управе, свой выезд имеют. Семнадцатый дом по левой стороне, извольте.
– Благодарю.
Андрей успел вовремя. Только стукнул подвешенным на двери молоточком по медной табличке, как дверь слуга отворил.
– Вам назначено?
– Приглашен на завтрак. Доложите – поручик Киреев.
– Андрей, входите!
Со второго этажа по лестнице уже сбегала Анастасия. Слуга в сторону отступил, потом прикрыл за Андреем дверь, помог шинель снять, на вешалку определил. Андрей руку Насте поцеловал. Обнять при слуге или даже в щеку поцеловать постеснялся. В каких отношениях тот Андрей с Настей был? Уж лучше как-то нейтрально для начала.
– Пойдем наверх! Ты замерз?
– Настя, я же боевой офицер, а на улице градусов пять.
Настя провела его в свою комнату. Андрей решил сразу подарок вручить. Достал коробочку, обитую малиновым бархатом.
– Это тебе!
– Ты не забыл? Какой ты молодец! У меня сегодня день ангела.
Настя открыла коробочку.
– Какая прелесть! Можно примерить?
– Она твоя, делай что хочешь.
Девушка прицепила брошь к платью, подошла к зеркалу, покрутилась. Видимо, подарок пришелся по вкусу. Подскочила, обняла, прильнула, чмокнула в губы.
– Я на секунду, похвастаться маман! Ты не скучай.
И выбежала из комнаты. Андрей оглядел комнату. Он впервые был у гражданского лица в его комнате, было интересно. В шкафу книги, у трюмо лежат пяльцы с вышивкой. Платяной шкаф Андрей открывать не стал. Кровать с панцирной сеткой по моде тех лет с прикроватной тумбочкой, на полу ковер с толстым ворсом. Никаких излишеств, признаков богатства. Поставь сюда телевизор и ноутбук, и получишь комнату девушки-студентки из его времени. Вошла Настя, вид довольный, щечки порозовели.
– Маман сказала – прелесть, у тебя хороший вкус.
– Я рад.
– Стол уже накрыт, пойдем.
Маму Настя называла на французский манер. Дворянство из иностранных языков предпочитало именно французский. Немецкий груб, для военных команд подходит и для маршей. К тому же почти все царицы были немками и в народе большой любовью не пользовались. Андрей пошел за Настей, держа ее за руку. Дом каменный, в два этажа. На втором – длинный коридор, из него двери в комнаты. Обеденная зала приличного размера с длинным столом, персон на двенадцать. Во главе стола, в торце его, папа Насти сидит, по случаю завтрака с гостем не в домашнем халате, а в сюртуке.
– Добрый день! – склонил голову Андрей.
– Доброе утро скорее. Впрочем, уже первый час. Давненько вы к нам не заходили, давненько. Пожалуйста, садитесь поближе. Федор, подавай.
В залу вошла маман, которую Андрей уже видел в экипаже. Андрей вскочил со стула, подошел, поцеловал ручку.
– Ваш подарок дочери мне понравился, – кивнула мамаша.
Обед растянулся на час. Ели не спеша, под разговоры. Слуга менял блюда по знаку хозяина. Потом Евграф Николаевич, как звали папу Насти, спросил:
– В командировке в Санкт-Петербурге?
– Скорее, на учебе. Авиатором буду, учусь на аэроплане летать.
Настя всплеснула руками, Татьяна Савельевна, мама девушки, нахмурилась:
– Это же очень опасно!
В голове Татьяны Савельевны явно выстроилась мрачная перспектива. Дочь выходит замуж за офицера, да ладно бы за лейб-гвардейца, а то за авиатора. Появится ребенок, а то и два, а муженек разобьется, оставив вдову у разбитого корыта. Мысли эти прямо-таки читались на лице женщины. Андрей ее понимал. Дело новое, рискованное. Авиаторы тогда были редки, как космонавты в шестидесятых годах. Немного позже, уже через десяток лет, на пилотов будут смотреть, как на героев, с придыханием. Такие пилоты, как Уточкин, Нестеров, прославили русскую авиацию, а Громов и Чкалов – советскую.
После того, как присутствующие узнали, что Андрей учится на воздухоплавателя, поздний завтрак или ранний обед как-то быстро завершился. Всех, кто летал, причисляли к воздухоплавателям, буквально через два года летчиков отнесли к авиации, а пилотов дирижаблей, монгольфьеров, воздушных шаров – к воздухоплавателям.
Настя увела Андрея в свою комнату. Только начали разговаривать, заглянула маман с тысячей извинений, на минуточку увела дочь. Минуточка растянулась на полчаса. Вернулась Настя с покрасневшими глазами, разговор уже не клеился. Андрей на часы посмотрел, сославшись на то, что надо идти на вокзал, ехать в Гатчину, раскланялся. Вышел из дома со странным чувством. Девушка ему понравилась, и отношения хотелось бы продолжить, но ее семье он явно не пришелся ко двору. И не сам как личность, а из-за специфики военной специальности. Андрей это понял интуицией. В этом доме ему рады не будут. Жаль, но он докучать не будет, у него своя гордость есть.
На вокзале уже были несколько офицеров из авиа-школы. Все из провинции, в столице родни не имели, идти некуда, решили вернуться до срока, как и Андрей. Столицы к провинциалам не ласковы обычно, как мачеха злая к падчерице.
Несколько дней полетов не было из-за скверной погоды – ветер, снег. Потом потеплело, снег стаял. Все нелетные дни будущие пилоты изучали теорию. Чем больше знаний получали, а еще и летных часов, тем чаще в офицерском общежитии вспыхивали споры о месте и роли авиации в армии. То, на чем сейчас летали курсанты, воевать принципиально не могло. Вооружения не было, максимальная высота и скорость не велики, и сбить такой летательный аппарат опытному стрелку из обычной трехлинейки не составляло труда. Из технических видов вооружения флот, как и полевая артиллерия, уже проявил себя.
Авиация, как и танки, делала первые робкие шаги, и большинство военных не видело за ними перспектив в военном деле. Но уже через год, с появлением аэропланов, более похожих на самолеты, с фюзеляжем, с двигателями большей мощности, почти во всех странах, выпускающих летательные аппараты, стали проводить опыты по вооружению. Так и в Гатчине в 1911 году в присутствии государя императора провели опыты по аэрофотосъемке и испытанию установленного на аэроплане пулемета. Итоги признали положительными. Первые пулеметы в российской авиации массово стали устанавливать с марта 1916 года. Сначала на самолеты с толкающим винтом, ибо тянущий винт на носу аппарата мешал стрельбе. Французы как вариант стали ставить на винты стальные отсекатели, отражавшие пули в стороны, немцы придумали способ лучше – синхронизаторы. Когда винт подходил к оси ствола, простейший механизм блокировал возможность выстрела. Стрельба шла с перерывами, но из-за высокого темпа на слух эти перерывы не воспринимались. Немцы – народ технически грамотный, в отличие от французов. У «лягушатников» и машины в те времена были со странностями, например, радиатор у автомобилей «Рено» стоял между двигателем и кабиной, а не впереди, на носу машины, где поток воздуха лучше обдувает.
