– Нет. Я верю, что все происходящее предначертано свыше. Господь посылает испытания.
– Половина народа от веры отвернулась, церкви рушат, кресты сбивают, в священников плюют, а то и расстреливают.
– Так другая-то половина не разуверилась!
Андрей промолчал. Женщин разубедить невозможно, логики они не понимают. Да и зачем? Сейчас первый вопрос на повестке – где бы пристроиться хоть на сутки, отдохнуть, поесть. А потом – где найти белых? Пусть это будет Добровольческая армия или отряд полковника Дроздова, да хоть казаки Краснова. Когда большевики прошлись по казачьим станицам да постреляли многих, побеспредельничали, многие оставшиеся в живых новую власть возненавидели. Если Каледин казаков поднять на борьбу не смог, то к Краснову целыми станицами и хуторами записывались. А у каждого справного казака строевая лошадь, сабля, пика и винтовка. И бою обучен, и в бою смел, такого готовить не надо. К тому же злой на «красных» за расстрелянную родню.
Места здесь степные, и чем дальше на восток, тем реже населенные пункты. Андрей шагал равномерно, в армии служить – к переходам и маршам не привыкать. А Настя явно устала, начала спотыкаться, шаги поменьше делала. Пришлось привал устраивать. Уселась, потом заплакала горько. Андрей не утешал, пусть горе выплачет, все же мать потеряла. Да и знал по опыту, если начнешь утешать, жалеть, хуже будет. Тогда плач в рыдания перейдет, потом истерика начнется и не дай бог, еще и обморок. Время и место неподходящие. Но не бросать же ее? Понемногу успокоилась Настя, слезы утерла.
– Отныне сирота я. Признает ли родня, не ведаю. Да и живы ли? Такое кровопролитие идет – ужас просто!
– Да, брат на брата, отец на сына. Как помешались.
– Не зря в Писании сказано: «И пойдет брат на брата…».
Андрей поморщился. При чем здесь Библия? Кабы не большевики, так и не было бы ничего. Вместе с Антантой бы одержали победу над Тройственным союзом, получили репарации, на которые модернизировали промышленность, как это получилось у Франции и Англии.
– Успокоилась? Вставай, пошли.
– Я устала. Далеко еще идти?
– У меня нет карты, я не знаю. Рано или поздно будет дорога, выйдем к какому-нибудь селу или деревне. Лишь бы там не было большевиков.
Андрей помог женщине подняться, поднял саквояж.
– В саквояже-то хоть что-нибудь стоящее? Или дамская мелочовка, которую выбросить не жаль.
– Чужими вещами разбрасываться легко. Для меня – ценные.
– У тебя хоть документы, деньги есть?
Настя как-то подозрительно на Андрея посмотрела. Заподозрила в покушении на грабеж? Если бы хотел ограбить, давно бы отобрал, а сопротивляться вздумала – рукоятью пистолета по голове. Но не сделал же, тогда почему подозрения? Не хочет отвечать – ее дело.
Как светать начало, впереди увидели село. Настя обрадовалась, шаг прибавила.
– Не торопись, лучше присядь, отдохни.
Послушалась, присела у кустов. Андрей к селу присматриваться стал. Деревенские жители рано встают, с восходом солнца. Скотину накормить-напоить надо, да другими делами заняться – огородом, да забор подправить, да всегда что-то найдется в своем доме. На единственной сельской улице посторонних, при оружии, в форме, не видно, как и лошадей. Не менее получаса наблюдал. Из села в их сторону лошаденка с подводой, дед с вожжами на передке восседает. Андрей дождался, к подводе вышел.
– Доброе утро. Не подскажете, как село называется?
– Доброе. Ефросимовка село уж много лет.
– А чужаки в селе есть? Белые или красные?
– Никого, только свои.
– Беженцы мы. Не подскажете, где можно комнату снять, да со столованием.
– Да ко мне и можно. По левой руке четвертая изба. Бабу мою Агафьей звать. Скажете, дед Пантелей велел приветить.
Видимо, села не коснулась волна беженцев. Основные события разворачивались в городах и на станциях на железной дороге. Да и военные действия тоже. Например, в «Ледяном походе» на Кубани большевики задействовали бронепоезда, действовавшие довольно эффективно, сильно осложнившие жизнь Добровольческой армии. До сел и деревень политическая борьба доходила с запозданием.
Добрались до указанного дома, вошли во двор. Размеренная сельская жизнь, как будто империя жива и нет никакой войны. Куры роются в пыли, поросята хрюкают, мычит корова. Как-то сразу напряжение последних суток отпустило, нет чувства опасности. На крыльцо вышла пожилая женщина, Андрей ей слова мужа передал.
– Есть комната, проходите, посмотрите. Конечно, не как в городе, удобства во дворе.
Комната небольшая, одна широкая кровать с толстой периной, большими подушками. Видимо, Андрея с Настей приняли за семейную пару. Настя смолчала. Андрей о еде заговорил.
– Вареники с творогом есть будете?
– Конечно.
Бабка Агафья стала на стол собирать. Вареники в горшочке, крынка густой сметаны, хлеб круглый, деревенский, бутыль мутноватого самогона. А еще сала порезала соленого да с мясными прожилками.
– Сидайте, угощайтесь!
У Андрея при виде такого богатства на столе голодные спазмы в желудке. Налил себе самогона граненый маленький лафитник. Настю спросил:
– Будешь?
Кивнула Настя. Бабка Агафья вышла по хозяйству управиться. Андрей лафитник поднял.
– За нас! За встречу, за то, чтобы выжили!
Выпил, хлебом занюхал, кусок сала в рот кинул. Ядреный самогон, градусов семьдесят, аж дыхание перехватывает. Настя лафитник в рот опрокинула по примеру Андрея. Видимо, – самогон раньше не пила. Закашлялась, из глаз слезы текут, ртом воздух хватает. Кое-как в себя пришла.
– Ты зачем пила-то? Самогон крепкий, не вино и не водка.
– Я вообще раньше, кроме шампанского, не пробовала ничего.
– Ты ешь, а то опьянеешь.
Набросились на еду. Вилок не было, ели ложками. Вареники вкусные, с домашним творогом, да сметаны вволю. Горшочек опустел быстро.
– Ой, голова поплыла!
Настя попробовала встать, покачнулась. Андрей ее поддержал, в комнату повел. Настя села на кровать и на спину упала. Андрей расшнуровал ботиночки на ее ногах, уложил. Сам разулся, у изголовья поставил саквояж Насти и свой тощий сидор. Рядом с девушкой лег и вырубился сразу, как провалился. Женское тело рядом никаких мыслей не пробудило. Одно желание – выспаться. Через какое-то время к нему Настя прижалась, да не потому, что соблазнить хотела, а замерзла. В деревнях печь топили с утра, для приготовления пищи, а ближе к вечеру в избе прохладно становилось. Беспробудно спали до вечера. Как стемнело, в комнату дед заглянул, деликатно покашлял:
– Пора на ужин вставать, а то остынет все.
Снова за стол уселись, уже в компании с хозяевами. Жаренная картошка на шкварках, молоко парное с хлебом.
