«Отец» спросил стоит ли закрыть двери лифтовой шахты, но услышал отрицательный ответ.
Механик сказал, что уровень воды перестал прибывать, и бункер медленно, но уверенно поднимается на поверхность.
А потом началась эпидемия…
Я ее не видел, но отец каждый раз запирал за мной каюту и уходил, а возвращался бледнее мертвеца.
Пару раз он приходил и падал на кровать, а дверь приходилось закрывать мне, но наружу глядеть я не пытался.
Он приказал мне не делать этого грозя выселением.
Время проходило, и наконец «отец» разрешил мне выйти.
Мы вместе прогулялись до конца коридора, прошли дальше, и там я увидел самодельную баррикаду, а у нее сидевшего военного.
На мой вопрос, что он тут делает, тот ответил, что отдыхает. Но когда я отошел, то услышал:
— Зараженные были?
— Вчера пристрелил троих. Ты не представляешь… там был ребенок… И не один, целых три. Их вели старики, а мне… пришлось, я сойду с ума, я сойду с ума…
— Тише, сын услышит.
— Он не твой сын, ты же знаешь.
— Это не имеет значения, он стал мне сыном.
— Будьте осторожней там, и при входе назад сдайте кровь. Ты же знаешь, если заражение… то мне придётся…
— Знаю — оборвал его отец.
Мы прогулялись дальше, по затопленным коридорам и пошли назад. Я сказал, что хочу в туалет. Отец первым зашел туда, все оглядел и разрешил. Он не заглянул лишь в саму кабинку.
Я открыл дверцу и увидел напуганную девушку.
Она сидела, поджав колени и смотрела на меня со страхом, пряча глаза за русыми волосами. Я не знал, что делать. Ей по крайней мере было двадцать, а мне всего семь.
Так и получилось, что я сидел и успокаивал ее, на вопрос отца, чем я там занят, я сказал:
— У меня запор, подожди еще минуту.
Я сказал ей, что все будет хорошо, мой папа добрый, и у нас в каюте тепло и светло. Она долго противилась. Еле заставил ее выйти, и за руку вывел из туалета.
«Отец» смотрел на нас первую минуту, а затем резко подскочил и выхватил мою руку из ее руки. Потом достал пистолет и сказал, чтобы она повернулась спиной.
— Папа, это же ребенок — сказал я, удивляясь собственным словам.
— Какой это ребенок?
— Ты на глаза посмотри, на эти доверчивые глаза, пап, подумай, ты же хороший.
Он нехотя сказал ей:
— Иди за нами. И мы пошли назад. Подошли к посту проверки крови. Военный встретил нас лучом фонаря, ярко бьющим в глаза.
— Кого это ты привел?!
— Вот, сын мой… нашел в туалете.
— Кровь сдавайте живо, и без шуток.
Военный взял ее под руку и повел в соседний коридор. Я не выдержал:
— Вы только дядь аккуратнее с ней, нельзя ведь так с женщинами обращаться, зачем так грубо хватать? За руку возьмите.
Военный высказал непонятную ругань, но взял ее за руку.
Отец сдал свою кровь, проверил — чистый ли анализ, а затем сказал:
— Дай руку сюда, сделал надрез на моей руке, снял слегка кожу сверху, промыл, бросил лоскуток в пробирку, из кармана добавил слегка какой — то кислоты, и затем взял у себя повторно кровь и налил.
Беги в каюту, стой, дай перевяжу ранку и затяну посильнее.
Военный подошел, удовлетворился, что оба сдали. Проверил.
— Повезло вам обоим, не заражены. Удачливые сволочи…
— При сыне…
— Понял, понял. Иди, иди малыш, играй… Или чем ты там занят.
«Все разговоры о судьбе девушки были пустыми, отец постоянно переводил темы.
А я… Я не забуду ее глаз, широких зрачков, пугаемых светом».
Глава — 4 —
Голова раскалывалась от стука в висках.
Мальчик открыл глаза.
Легкие нуждались в кислороде, а маска мешала продохнуть.
Он сдернул противогаз и долго не отлипал от трубки. С засорившегося фильтра высыпалась пыль.
Он повернулся на бок и вытащил придавленный телом мешок.
Пошарив, он обнаружил пригорышень таблеток.
Штук десять у него вышло изъять ладонью, он проглотил все.
Сколько часов он проторчал в таком виде?
С грустью оглядел остатки своего снаряжения: кусок «кофтяной» веревки, склянка с мазью, стопка консервов, полу — пустая бутылка с водой — он даже не заметил, когда пил. Револьвер, пара патронов к нему, радио, керосиновая лампа и спички.
Скудный набор для выживания.
Последний баллон с кислородом опустел.
В кармане лежали запечатанные в полиэтилен фильтры.
Он вскрыл упаковку и заменил пластинку в противогазе.
Свечи закончились.
Он попытался встать, но не гнулись ноги.
Со второй попытки получилось опереться на завалявшуюся рядом доску.
Он шагнул вперед, как правая нога начала проваливаться.
Отскочив, он поразился, как не заметил канализационный люк. Напрягшись, он поднял его, убрал в сторону и заглянул внутрь.
Старые ступени, покрытые налетом уводили в темноту. Мальчик достал керосиновую лампу и осветил туннель.
Воды в нем не было, но и океан вокруг находился в отливе.
Он поднялся с колен и пошел вперед, придерживаясь примерного курса трубы.
Через пол часа отслеживания водотока, он дошел до края острова.
Очередной скалистый обрыв вел вверх, словно земля сместилась как слоеный пирог.
Он заметил, что верхняя сторона трубы уходила под воду, и тянулась до следующего острова, выныривая на противоположной стороне.
«Это мой единственный путь, может последний, хватит ли смелости, или все — таки глупости? Зайти в утробу червя…»
Времени на раздумья не оставалось.
Совсем скоро начнется кислородное голодание, разряженный воздух простирался до окраин Темплстера.
Когда — то тут были горы, но прилив и уравнивание вод с прилегающими областями, по неясным причинам, не насытили земли плодотворным богатством.
«И почему деревья не растут?»
Но более насущная вещь отвлекла его.
Всего два фильтра.
При таком загрязнении атмосферы их хватит немногим больше дня.
Он быстрым шагом вернулся назад к люку, и, набравшись духу, принялся слезать, озираясь на паучьи волокна и проводку.
Раздался пронзительный писк.
