Мальчик не согласился с его выводами.
Теневые облака скапливались над городом.
— Дождливая выйдет ночка. Идем же.
За пустыми глазницами окон отливали купола, как треснутые яичные скорлупки. Мальчик ощущал гладящий щеку ветер.
Приятный, не тот, что в убежище.
— Настоящий театр?
— А он похож на макет? — засмеялся Альфредо. Мастера Эрнстарда. Первого ассасина для просветителей, и первого человека, объединившего нас после катастрофы.
— Но он разрушен, колонны на земле, а часть крыши внутри.
— Я забыл сообщить. Та волна, о кой тебе говорили. Это не всё, а малейшее, что могло произойти. Уровень воды упал, и мы вышли из убежищ. Они не до конца поднялись, поврежденные стержни блокировали ход, всплывали через спасательные капсулы.
Те убежища, что заражены пылью, приходилось взрывать, и… топить.
— У нас тоже было заражение.
— Тебе повезло. И с отцом, и с убежищем, и с поселенцами. Когда ты спал после травмы, я следил за твоим телом — оно желтело, словно туда за место крови накачали палланиумом. Экспериментальное лечение, да еще и на сыне провел. В восточных секторах за дозу такой дряни ведутся войны, кои не снились и иридиуму.
— Он не мой настоящий отец.
— Но когда я говорю тебе об этом — ты возмущаешься. Определись уже. И не отставай.
Мальчик не припоминал, когда они говорили об отчиме, но промолчал.
Они перебрались со скатой крыши к охраняемому механизму, вращающему стержень. На посту сидел человек в белом плаще и поедал бутерброды, слушая радио.
— Они не выставляют охраны?
— Просветителям не надобна защита.
Насосная станция, огороженная бетонными плитами, качала в кольца на стержне воду, охлаждающие его. В местах трения с иными шестернями он перегревался и тогда, охранник, отрываясь от поедания всякой всячины, жал на кнопку. В дне шестеренок с окнами открывались клапаны и в нижней части города шёл дождь, — из воды, разбавленной машинным маслом…
Стержень обвивала лестница, не доходящая до земли с дверцей и замком.
От плит шел свет.
— Они расходуют энергию в… пустоту?
— Световые стены, мальчик — сказал Альфредо, но не пояснил зачем они необходимы.
Мальчик наотмашь ударил себя по щеке, прогнав подлый ветер, натягивающий улыбку. Вольный в диком просторе, неизъяснимое чувство влекло исследовать мир.
Сладкий загазованный воздух оседал на языке.
— Постоим?
— А мост не обвалится под нами? — спросил он у Альфа пробуя согнать мурашки.
— С чего бы? Ну вот, мы вышли, уровень воды упал, людей выжило достаточно много, и первым делом начали поиски раненых, представляешь? Люди побежали заботиться о других.
Но раненых не оказалось. Мертвы. Давно мертвы, а от тел шёл пар, только сами они были ужасно холодными.
Уровень воды падал и падал, пока наконец острова не оказались отрезанными друг от друга скалами.
Громадные, торчащие из воды, уносящиеся ввысь на сотни метров, и завершающиеся частью изувеченной земли — выглядело красиво.
Пару дней спустя упал первый такой парящий материк.
Затем второй. Ждущие с трепетом, мы смотрели на часовую башню — кто следующий? Чья частичка земли рухнет в пропасть, на дне которой из воды торчат головы камней, а меж них лежат тела.
И тут прилетели дирижабли. Оказалось, что императорский дворец, с тех пор и отныне называемый — Рокмейнсейл выстоял удары волн и прилив иридиума, наступивший после.
Этот прилив и стал нашим сущим кошмаром.
Личная гвардия императорского величия, увидев приближающуюся лавину из золотого цвета села в дирижабли и улетела, за ними следом драпали остальные, имеющие на то возможность.
Лавина не выглядела впечатляющей, если бы не одно, но — она вся состояла из иридиума.
Медленно подкрадываясь она изматывала, люди ждали очередной катастрофы, но ничего не случилось.
Желтоватая жижа разлилась под скалами, и осела.
Император попросил придворного писца сложить книгу — сказку о Посторонних, которых за свои деяния настигла кара.
Прошел месяц и все было так же.
Мы успокоились, но в один день проснувшись увидели туман, а в легких нарастающую тяжесть.
Люди вставали и падали.
Дышать было тяжело, многие жаловались на ощущение… Мм… говорили, что легкие будто залиты распаленным свинцом.
Пришла суеверная беготня. «Упавшее треснувшее солнце, посланное разгневанным Днем за непослушание разлилось из чрева света карающими желтыми реками». Суеверия звенели на слуху, металось кувырком ложное пророчество.
Мы собрали экспедицию из добровольцев, и, взяв дыхательные маски, спускались с краев скалы.
Испарения распространяли инфекцию и погубили всех. Лекарств не имели, а то что ты получал от отца — это прививка тем же иридиумом. Шансы на успех от прививки стремятся к нулю, а что она еще и устранит болезнь и того меньше, поэтому я говорю: Тебе повезло, ужасно повезло, больше чем другим. И ты все еще жив.
— Продолжайте, я хочу знать историю.
— Пройдемся? Так легче усваивать материал — улыбнулся Альфредо.
— А вам не надо отдавать распоряжения? Вы растрачиваете со мной драгоценные минуты.
— Мы занимаемся работой — свершаем обход и своеобразную опись — договорил Альф, проставляя отметку на штукатуристой дощечке.
Мальчик отметил, что солнце совершало обход вместе с ними.
Он залюбовался им.
В целом, он любовался всем, что доставляло наивную радость. Он еще и не полагал, что эту простоту не сумеет отнять у него даже смерть.
Они пошли по балконам, состоящим из металлического пола, и деревянных досок вместо перил.
Плющ буравил кирпичную кладку, в стороне выглядывал хвост дирижабля, встретившегося с землей.
— Продолжу: Никто не заболел. Все текло хорошо, пока не начались обвалы. Иридиум оказался крайне устойчив, а еще он был похож по свойствам на кислоту.
Одним утром нас разбудил грохот, мебель упала на пол, а часть домов рухнула в пропасть, остров накренился.
Помнится, люди бегали в панике, а мы единственные, кто пытался их успокоить. Пока часть занималась этим лишенным смысла делом, я и наш бывший мастер спустились на тросах вниз, прицепив их к зданию, близко стоящему рядом с обрывом. Вначале мы увидели рухнувшие на дно убежища и переломанные сваи, на которых убежища в рабочем состоянии накручивались как гайка то вверх, то вниз. Подумали — это и была причина шума, на случайно посмотрели на основание скалы: Оно плавилось под текущим иридиумом, а остров оседал.
