Сеть лагерей объединилась сетью маяков, с которых «сбрасывались пары чёрного серебра, застревающего из-за своей тяжести немногим выше городских стен», — так сообщали в местных газетах, если эти переписываемые еженедельно лоскуты можно было таковыми обозвать.
Возобновилась добыча иридиума. Машины без топлива простаивали у рудников.
Экономили на всем. Экономия на воздухе и кислороде не считалась жестокой.
Самой жесткой была экономия в еде, когда голодные шахтеры варили полусгнившие трупы в черных от копоти и сажи, коридорах подземного мира.
Сверху стояли укрепленные посты охраны, готовые по первому сигналу подорвать заминированные туннели, вместе со всеми работающими там людьми.
Дезертиров не было.
Желающих умереть, и остановить мучения, убивали сотоварищи, и сразу бросали в печь, вместе с иридиумом. Чтобы насытить растущее огненное желание плоти. Восстания подавлялись «собратьями по несчастью», и так до сих пор продолжалось, и продолжается.
Только чистого иридума не стало, а грязная иридиумовая руда являлась переносчиком болезни не хуже крыс, разносящих чуму.
Новости Последнего Предела кишели зверствами.
Альфредо медлительнее обычного ориентировался при свете факелов.
— По этой причине ты хочешь навестить Остров Цепей и Остров Скал?
— Что?
— Ты рассуждал в слух.
— Это правда, а не рассуждение.
— Слишком страшная, чтобы её постоянно вспоминать?
— Слишком страшная, чтобы её забыть.
Пробравшись через новый лаз, они слезли по лебедке, выпускаемой с магнитного диска. Аккурат напротив отпертых ворот. Благо, наружные ныне не охранялись. Парочка поворотов, и они вступили на территорию ордена. По краям входа стояли закрытые масками, «братья» в униформе.
На их приход они не отреагировали, как и все остальные, расположенные на первый взгляд в хаотичном порядке, исорийцы, которых несложно перепутать с многочисленными статуями.
Не знающий числа бойцов, мог предположить, что подземелья сторожит целая армия. Этому видению потакал полумрак с искусно направленными лучами, подсвечивающими спины статуй в одежде.
Исорийцы же называли их вешалками, и втихомолку смеялись над шокированными посетителями, да так, что эхо еще долго преследовало шпионов островных лордов. После тренировок или ванн, они снимали костюм и клали бирку.
Угловатая конструкция помещений позволяла просматриваться каждому уголку. Неизвестный знал, что в этом месте не принято бросаться в ноги со словами «Мастер».
Они миновали треугольный зал с остроконечным потолком, на котором висело ни больше, ни меньше: двести светильников, ярче лучей солнца, и прошли в маленькие ворота, покрытые рунами, и украшенные мрамором.
Мерцающий свет то светил, то покрывал мраком старую усыпальницу исорийцев.
Это место, как и сама обитель, не нравились Неизвестному.
Он не любил убийц, не желал обучаться вместе с ними, и постоянно находил предлоги остаться одному.
Однажды, один паренёк, только принятый в орден, и показавший невероятные результаты получил клеймо. Краем уха услышав его историю, которую Неизвестный шептал лежа на железной кровати, дразнил сыном рыбака поскольку он отказался от перины из — за блох. Но подметив, что это мало его задевает, он стал насмехаться над его «отцом». «Сын трактирщика», «воровское отродье», «собачник чахоточный — от псин заразился, и подох как псина. Весь в протекторов».
Неизвестный не выдержал и напал. Его противник не ожидал такого натиска, и даже способности растворяться в тени вкупе с телекинезом, не спасли его от пылающих гневом глаз. Неизвестный загнал темные сгустки в угол, где расплавил их световым камнем. А когда тот вышел из теневой формы, вопя от ожогов, то избил.
«Набросился как дикий зверь, практически убил, удара не хватило» — порицал его Альфредо, а у двери брат шептал пареньку: «Такие как этот выскочка без имени лажают, крупно лажают».
Но Неизвестный не налажал, и когда его прорекли мастером, Малену (брату) пришлось с ним считаться.
Неизвестный не винил его, и старался не уязвлять. Он его брат — говорил себе Неизвестный, да и в храмах встречались подонки — говорил ему отец. Место еще не делает человека святым. По пути они натолкнулись на Олафа, судорожно перебиравшего в заплечной сумке документы. Он входил в Совет кинжалов. Грузный, с массивными ручищами, но добродушным лицом. Олаф слыл добросердечным человеком, хотя и занимался торговлей. Что, по меркам обывателей, было несопоставимо. Кривя шеей, он пререкался с постовым, желая от него избавиться.
— Неизвестный! На пару слов — затараторил Олаф. И когда он развернулся к нему, Олаф перешел на шепот: «А я искал вас, я искал…» — он осекся, увидев, как из-за его спины вышел «брат» и Альфредо.
— Что-то не так? — спросил Неизвестный. Ему почудилось, что неспроста он ждал его тут, если так торопился. Олаф переглянулся с Альфредо. Отослав члена «кинжалов», тот кивнул Олафу.
— Как шея, Олаф? — спросил Неизвестный.
— Цела, целехонька. Я по делу. Как насчет услуги ордену?
— Альф? — повернулся Неизвестный.
— Да, хотели тебя попросить об этом.
— Так чего не сказал?
— Мы же друзья.
— И в чем она выражается?
— Нам нужны союзники, о твоей персоне известно широкому кругу… — заспешил Олаф. И хотя Неизвестного забавляло, когда Олаф принимался скороговоркой за речь, словно постоянно куда-то опаздывал, он был предельно серьезным.
— На, выпей — сказал Альфредо, отливая из фляги в крышку воды. «Продышись».
«И кто бы подумал, что настолько боязливый человек возглавляет хозяйственные дела?» — пришло в голову Неизвестному, но он согласился, что заключение соглашений с Островом Цепей и Островом Скал — взаимовыгодно. У «Цепей» имелись драгоценные, а необходимым объемом поставок провианта могли обеспечить только баржи, курсирующие по Китовому Пути, от Сонтейва до Утренних Островов. Они периодически заглядывали на остров Скал, поделиться хабаром. Разумеется, за плату. Орден рассчитывался информацией и оказанием услуг по «замешиванию меток». Отношения с имперскими островами нынче и без того натянуты. Отказываться от предложения, которое упростило бы жизнь всему острову — ровно что подписаться под виселицей на участие. Неизвестный прикидывал чем задержка обернется для его миссии. Задания, коего источника он не знал.
— Спасибо, Неизвестный — пожал ему руку Олаф, прервав размышления и не предоставляя случая возразить, не оскорбляя бывшего учителя. «Бумаги найдешь на столе там же. Мы в затруднительном положении: сверху давят просветители, снизу нас выталкивает земля. Сам понимаешь».
— Предельно ясно.
— Окажи милость, будь нашим послом — прибавил Альфредо.
