Мальчик выставил удивленные глаза.
— Туда ведь никого не пускают! Нам нельзя!
— Тише, тише, сейчас будешь рыдать от счастья!
— Это как?
— Это когда ты улыбаешься, а из глаз текут слезы.
— А почему текут слезы, когда человек счастлив?
— Не знаю… Возможно потому что он понимает, что счастье недолго — задумчиво проговорил отец, и тот же дал мальчику оплеуху — Ах ты негодник! Не сегодня, понял? Не сегодня! Сейчас мы будем веселиться!
— Только за ухо не надо — застонал мальчик.
— За уши буду не я тянуть, а все твои друзья.
— Но у меня нет друзей.
— Будут, поверь, будут. Сегодня начнешь же знакомиться, иначе… Иначе не увидишь тортика!
— А что такое тортик?
— Сладкое и вкусное зрелище.
— Если это только зрелище, то как оно может быть вкусным и сладким?
— Когда ты влюбишься, то поймешь, что любовь тоже может быть сладкой и горькой одновременно, хоть и покажется тебе недостижимой.
— Я не хочу влюбляться! Привязанность убивает!
— Убивает не привязанность, а чрез лишние эмоции, сопоставимые с эгоизмом. Ну все закончили философствовать, открываем новый год!
Двери лифта широко распахнулись и в глаза ребенка ударил ярчайший чисто белый свет, он закрылся рукой вскрикнув, и услышал голоса:
— Дорогой наш! Поздравляем! Поздравляем с днем рожденья! — кричали тысячи лиц. Поздравляем!
Мальчик убрал руку от глаз, и его заволокло тепло. Он поборол свое стеснение и вышел вперед. В тот день они ели торт, запивали его вкусным коктейлем, сделанным из мороженного и молока, и все время шутили и смеялись. Он был счастлив как никогда в жизни.
А потом, когда веселье закончилось, и все уставшие, но веселые, начали расходиться, мальчик лег в свою кровать, укрывшись в одеяло с головой.
— Мой дорогой друг — сказал отец. Открой лицо, у меня подарок.
— Пап я благодарен тебе за все, ты не представляешь, как благодарен.
— Представляю, уж поверь — усмехнулся он. Ты раз двадцать весился ко мне на шею, и это за один только день. Ты сам праздник мне, я снова почувствовал себя живым. И еще мы оживили сердца других. Завтра погляди в их глаза: Они будут светиться, мы подарили им самый ценный подарок: Надежду.
Отец ушел на ночную смену, и мальчик хотел помечтать. Настроение было отличным, он скинул одеяло.
Перед его глазами лежал хрустальный шарик, а в нем на казавшиеся живыми и покачивающимися елями падал снег. Играла тихая музыка, и мальчик смотрел восхищенно и повторял: «Мы подарили надежду, мы подарили надежду…»
— Я не знала… Твой отец? Он… Прости что так получилось.
Но Неизвестный лишь улыбнулся воспоминаниям, и отдавшись минутному порыву обнял ее прижав крепко крепко. Потом, видимо смутившись, отстранился и стал напевать под нос незнакомую песню.
Он выглядел счастливым:
— Мы уходим.
— Я знаю.
— И все?
— И все. Вы правы, точнее ты прав, лучше быстрей уйти. Чем дольше мы задержимся, тем сильнее я буду жалеть о своем выборе.
— Ты согласилась? Или этого хотела твоя мать?
— Разве теперь имеет какое — либо значение?
— Для меня — да. Но и эту тему мы оставим на потом.
Море встретило их пенистыми волнами, обволакивающими каменистый берег. Поодаль караулил Рыболов — невысокий, похожий на плавник с носа катер, а у берега с сигнальной лампой около высоченного столба, скрученного буквой Г, на камне присел старик-Мор в дождевике:
— Не затягивайте с купанием. У моря снова весеннее обострение — без мужика негодует, как хлещет!
Амалия прикрыла пальцами рот.
— Чего ты, девица! Беда коль сухо! А так…
— Давай поторопимся — прервал его Неизвестный.
Мор натянул перекинутую веревку и вздернул светильник.
Приметив «гостей», Рыболов сверкнул прожектором и причалил к берегу, развернувшись широким бортом. «Рискует!» — подумал Неизвестный, но отчитывать его бесполезно.
Они быстро побросали свои пожитки в причаливший катер, и залезли в крытую кабинку. Турбины, привороченные к днищу, выглядывали по бокам. Их запускали парные двигатели, работающие от нагрева элементов в машинном отсеке. Из катера механики парящих кинжалов сотворили гибрид имперского Охотника. Разве что этот Рыболов не умел нырять в воду как последний. Хотя пиратские варианты Рыболова вполне соответствовали названию, и были во многом аналогичны Охотнику.
— Йом, спасибо — поздоровался он с мужчиной. Йом обратил внимание на Амалию.
— Она с нами?
— Подброшу до уютного очага. Оповести остальных, впрочем, как я вижу, ты последний еще не отплыл.
— Приказ мастеров парящих кинжалов.
— А я кто?
— Я участвую в… — медлил Йом. Неизвестный понял, что он не желал бы распространяться о их деятельности при Амалии.
— Присоединяйся к нам, как освободишься.
Йом пожал ему руку и неожиданно для всех вынул из кармана плаща статуэтку.
— Это тебе.
Амалия с краской на щеках приняла подарок. Вырезанная из дерева пирамидка, вращающаяся на оси.
— Не знал, куда девать ее — вот и пригодилась.
Девушка сбивчиво пробормотала «спасибо», и захотела сбежать. «У него глаза как море!»
— Гийом и Тень шли порознь? — спросил Неизвестный.
— Любовные повести — не моя стихия. Фернир уже там. Обследует таверны и прихожие дома на удобство.
— Тогда бывай.
— Мы отплываем не одни? — спросила Амалия, когда Йом объяснив Неизвестному как управлять судном, поспешил за исполнением поручения братства.
— С ними хоть земли сворачивать. Забирайся поудобнее. Как заведу мотор, может тряхнуть.
— Мы на нем совершим дальнее плавание? Как первооткрыватели?
— Надеюсь, что нам повезет больше — угрюмо сказал Неизвестный.
— Но ведь они обязательно должны были вернутся домой, раз открыли что — то новое, и об этом узнали другие.
— Они и вернулись, но притащили с собой пауков, змей, тараканов, и других тропических жуков с окостенелых барьерных рифов.
— Рифы? Это которые состоят из останков морских жителей?
— И из останков гигантских китов. Странно, что они под конец своей жизни плыли к ним. Из костей и отложений там сформировались настоящие плодородные земли, за исключением пары неприятных моментов.
— Они были непригодны для жизни?
— Скорее непригодны для человеческой жизни в современном понимании, если можно сейчас так выразиться, этого слова. Аборигенам дискомфорта местная фауна не доставляла.
