До крейсера лейтенанта доставили в десантном боте. Штурмовики шутили и балагурили, они уже порядком застоялись в «стойле» и были рады любой возможности развлечься за пределами осточертевших корабельных кают. Время от времени мужики бросали на Раймона заинтересованные взгляды; они прониклись к нему уважением после увиденного на пиратском корабле, а как узнали о его квалификации штурмовика, и вовсе легко приняли за своего. Как выразился старшина: «Ну, раз штурмовик, тогда понятно. А мы-то всё гадали, откуда у простого флотского такие навыки… Вот что значит настоящий боец! Нигде не пропадёт». Солдатами двигало обычное корпоративное чувство, присущее любому роду войск, а служащим специальных подразделений – в особенности. В общем, когда прибыли на борт, лейтенант получил приглашение уже от штурмовиков; на этот раз ему предложили поучаствовать в тактической игре. Оказывается, бойцы только такими играми и спасались от тоски кромешного космоса.
Капитан крейсера «Вольный» ожидал гостя на мостике. Путь к сердцу корабля был не близким, он состоял из сплошной вереницы палуб и лифтов. На палубах штурмовика подхватывали антигравитационные транспортные платформы, а в конце пути неизменно поджидали межпалубные лифты. Подобный способ передвижения не был для лейтенанта в диковинку; более того, он был предельно логичен для военного корабля. В самом деле, передвигаться по километровым палубам своим ходом могли разве что штурмовики в скафандрах с экзоскелетом – время для военных часто оказывалось поистине бесценным. По пути Ванга с любопытством осматривал проносящиеся мимо внутренности боевого монстра. Правда, к третьей по счёту палубе однообразие серых стен, снующих людей и рабочих зон порядком надоело. Коридор на то и коридор, чтобы обеспечивать лишь доставку в нужную зону; того же, что в этой самой зоне творится, из-за переборок уже не видно. Зато капитанский мостик крейсера внёс в эту унылую картину солидную толику разнообразия. Несколько огромных столов-голографов, предназначенных для визуального моделирования различных ситуаций, были окружены добрым десятком кресел-коконов. Один из столов был погашен, на втором крутились голографические проекции транспортника и пирата. Пять коконов были закрыты, пять – открыты и пусты. Возле голографа в задумчивости стоял офицер в чёрной полевой форме «летунов». При появлении лейтенанта он повернулся тому навстречу и широко улыбнулся.
– Добро пожаловать, лейтенант, на крейсер «Вольный». Я – его капитан, Стэн Рэдброк, к вашим услугам.
– Здравия желаю, лэр старший командор! – отрапортовал Ванга, вытягиваясь по стойке смирно.
– Да ладно вам, лэр Ванга! Я же вас пригласил неофициально, можете не тянуться. Просто Стэн.
– Здравствуйте, лэр Рэдброк… Стэн. Прошу извинить меня, я не совсем представляю, как следует себя вести, когда высшие офицеры приглашают «неофициально».
– Собственно, для этого я вас и пригласил. Из вашего доклада мне стало известно, что вы следуете к своему первому месту службы. Из чего я сделал вывод о вашей неопытности в делах флотских. Понимаете, лэр, есть определённые традиции… Неформальные, естественно. Позвольте поинтересоваться: акция на пирате – это ваш первый самостоятельный боевой опыт?
– Так точно, Стэн. До этого были только учебные поединки, дуэли и практика.
– Как именно вы проходили практику?
– Обычно на незнакомых полигонах. Моя специализация – штурмовик, поэтому мне приходилось много бегать, стрелять, строить тактические схемы взятия укрепрайонов, штурмовать корабли. Но всё это – на реалистичных макетах, в условиях специально созданных полигонов.
– А приходилось ли вам до этого убивать, лэр? – в глазах командора читалось неподдельное любопытство.
– Один раз, на дуэли.
– И каково это – положить силовой шпагой взвод бандитов?
– Почему вы интересуетесь, лэр?
– Любопытство, лэр Ванга. У меня… свой опыт. Мы обычно убиваем, не видя самих смертей, не видя глаз противника. Я могу рассказать, как именно отношусь к смертям, как развивалось это моё личное отношение. Мне вдруг стало интересно, а как оно происходит у штурмовиков? Ведь ваша война совсем другая.
– У вас есть своё подразделение десанта.
– Представьте себе, среди них нет ни одного новобранца-офицера. Мнение же обычных солдат меня не сильно интересует. Итак?
– Что именно вы хотите узнать?
– Да что угодно! Каковы были ваши эмоции? Как вы планируете теперь жить, раз видели своих жертв в лицо? Не разочаровались ли вы в выбранной воинской специализации?
Вопросы командора заставили лейтенанта сильно призадуматься. Признаться, он не ощутил особых душевных волнений от убийства. Правильно ли это? В книгах и голо-фильмах постоянно показывали душевные терзания людей из-за совершеннейших пустяков. Раймон вспомнил, что человек на экране обычно чуть ли не слетал с катушек от убийства другого человека, мучился, пил… А у него – ни единого душевного волнения, только ощущение хорошо сделанной работы. Да, был небольшой осадок от вида жестокой смерти, но лейтенант просто не воспринимал этих людей за личностей. Они же ни капли не уважали обычных людей, раз вели такой наглый разбой! Как можно к ним относиться с сочувствием?! В нём просто ничего не шевелилось, словно он отправлял на тот свет очередного кабана или барана – благо, резать скот ему приходилось. Это тоже было частью обучения. Теперь, конечно, эта часть практики выглядела несколько странно; создавалось впечатление, что наставники специально приучали штурмовиков к виду разделанных туш животных, к самому процессу такой разделки. Теперь же, когда штурмовик без задней мысли «разделал» человека, он просто не мог испытать особых эмоций: ведь внутренности человека ничем особым не отличались от внутренностей высших животных. Всё это Раймон и поведал командору. Тот опять впал в задумчивость.
– Знаете, я не удивлён. Меня, представьте себе, тоже готовили. Сейчас я понимаю это особенно отчётливо. У нас, правда, всё было не столь откровенно, как у вас – должно быть, в силу специальности. Мы оказывали медицинскую помощь раненным, видели забитые телами больничные палаты и морги. В итоге, я знаю последствия выстрела своего главного калибра – знаю, насколько серьёзные последствия это вызовет для противника. И мне, в отличие от вас, его жалко! Чувствуете, в чём разница?
– Да. Меня приучали к убийству своими руками, а вам внушали, что опосредованное убийство калибрами корабля – это не просто убийство, а массовой убийство.
– Что вы думаете по поводу всего этого?
– Думаю, нас с вами хорошо учили.
– И всё? Вам не кажется несколько циничной подобная организация учебного процесса?
– Не знаю, – Раймон пожал плечами. – Зато знаю, что если бы мне стало плохо от вида крови, я был бы сейчас мёртв, экипаж торговца порезан на куски и скормлен вакуумному клозету, а пираты, словно нажравшиеся кровососы, праздновали бы победу.
– Вы так думаете?
– Я мог бы потерять бесценные секунды на самобичевание, получить расстройство желудка от вида трупов. Вообще мог повести себя иначе и не вступать в рукопашную, а перестрелка гораздо более опасна в виду огневого превосходства противника.
